И пели птицы… - страница 46



– Вину?

– Быть может, перед первой своей женой, а может быть, потому, что женился на мне не по праву.

– Отняв тебя у мужчины твоих лет?

Изабель молча кивнула.

– А потом?

– Потом все стало совсем плохо, он больше не мог овладеть мною. Он твердил, что я оскопила его. И естественно, чувствовал себя из-за этого все хуже и хуже. И стал делать – в надежде возбудиться – всякие… странные вещи.

– Какие?

– Нет, не те, что делаем мы с тобой… – Изабель снова замолчала в смущении.

– Он бил тебя?

– Да. Первое время лишь для того, чтобы достичь возбуждения. Не понимаю, почему он решил, что это поможет. Потом, я так думаю, – от отчаяния и стыда. Но, когда я противилась, он говорил, что это часть любовной игры и я должна терпеть, если хочу быть хорошей женой и завести детей.

– Сильно он тебя бьет?

– Нет. Не очень. Может дать пощечину или ударить ладонью по спине. Иногда берет домашнюю туфлю и делает вид, что наказывает ребенка. Однажды он попытался ударить меня палкой, но я ему не позволила.

– И все же тебе бывает больно?

– Да нет. Время от времени остается ссадина или синяк. Не это меня угнетает. Унижение. С ним рядом я чувствую себя животным. Я жалею его, потому что он унижает и себя. Он злится, и одновременно ему стыдно.

– Когда он в последний раз обладал тобой? – Стивен почувствовал, как первый укус ревнивого своекорыстия вытесняет из его души сострадание.

– Почти год назад. Нелепо, но он все еще делает вид, будто приходит ко мне ради этого. Однако оба мы знаем: он приходит лишь для того, чтобы ударить меня, причинить мне боль. И оба притворяемся, что это не так.

Рассказ ее не удивил Стивена, хотя мысль о том, что Азер мучает Изабель, выводила его из себя.

– Ты должна остановить его. Положить этому конец. Запретить ему приходить в твою комнату.

– Но я боюсь того, что он может сделать или сказать. Он способен ославить меня как плохую жену. Рассказать всем, что я не подпускаю его к себе. Думаю, он и так уже рассказывает обо мне друзьям бог весть что.

Стивен вспомнил о взглядах, которые Берар украдкой бросал на Азера. Он взял руку Изабель, поцеловал ее, прижал к своей щеке.

– Я буду заботиться о тебе, – сказал он.

– Милый мальчик, – ответила она. – Ты такой странный.

– Странный?

– Такой серьезный, такой… отрешенный. И то, что ты заставляешь меня делать…

– Я разве тебя заставлял?

– Нет, не так. Я делаю это по собственной воле, но лишь ради тебя. Не знаю, правильно ли это… допустимо ли.

– Ты о том, что произошло сегодня внизу?

– Да. Я понимаю, конечно, понимаю, что изменяю мужу, но вот такие поступки… Прежде я никогда их не совершала. И не знаю, нормальны ли они, поступают ли так другие. Скажи.

– Я и сам не знаю, – признался Стивен.

– Ты должен знать. Ты мужчина, у тебя были другие женщины. Моя сестра, Жанна, рассказывала мне о любви, но больше я об этом ничего не знаю. Ты наверняка разбираешься в этом лучше моего.

Стивену стало неловко.

– Я знал только двух или трех женщин. С ними все было совсем иначе. Думаю, то, что мы делаем, само по себе служит объяснением.

– Не понимаю.

– Да и я тоже. Но знаю – стыдиться тебе нечего.

Изабель кивнула, хотя по лицу ее было видно, что ответ Стивена ее не удовлетворил.

– А ты стыдишься? – спросил он. – Чувствуешь себя виноватой?

Изабель покачала головой:

– Возможно, мне следует чувствовать себя виноватой. Но я не чувствую.

– Так что же тебя тревожит? Утрата чего-то важного – способности испытывать стыд, каких-то правил, привитых тебе воспитанием и требовавших, чтобы тебя томило сейчас чувство стыда?