– Вижу, ты успокоилась и готова уйти. Прощай. Знаю, не вернешься сюда никогда, по крайней мере, пока я здесь живу. Да и не надо тебе этого, но об одном попрошу. Все в этой жизни предопределено. И раз появилась ты здесь, значит, так судьбе надо было – моей судьбе, – пояснил он с нажимом. – Пожалуйста, когда меня не станет, выполни мою последнюю просьбу. Тебя это не затруднит, а мне намного легче думать, что мою последнюю волю исполнит не совсем чужой человек.
– Ты, что помирать тут собрался, – довольно резко вырвалось у меня, скорее от неожиданности подобного поворота разговора, нежели от грубости.
Собеседник никак не прореагировал на мой выпад. Окончательно войдя в образ священника, Климов стал обстоятельно разъяснять, что всего лишь просит в нужное время вскрыть конверт со своим завещанием, которое намерен передать мне на хранение. Я старалась отказаться от столь неожиданной обязанности, мотивируя тем, что не представляю, как смогу узнать об его кончине вовремя, да и потом, где гарантия, что к тому времени сама буду жить на белом свете. Свои возражения я легко проговорила одним духом, поскольку последние слова бывшего одноклассника лишний раз убедили меня в его ненормальности.
Я так и не взяла конверт у отца Владимира. Вернувшись, наконец, домой я с пристрастием допросила своих домочадцев, как они провели без меня прошлую ночь, но ничего странного или непонятного в своем доме не заметила – ничего, кроме того, что отпала необходимость моя в очках, а муж продолжал называть меня непривычной интерпретацией моего имени. Но ответ на эту загадку оказался довольно прост.
Коротая вечер в одиночестве, супруг мой решил почитать книжку, и первое что ему попалось на глаза в нашей собственной библиотеке, оказался толкователь имен и снов. Я смутно помнила, что когда-то в командировке на небольшом полустанке во время короткой остановки от нечего делать купила эту аляповатую брошюрку. Там и нашел муж несколько вариантов моего имени, его старинное звучание ему очень понравилось.
Я успокоилась. Но, отсутствие очков на собственном носу, как ни странно, меня раздражало. Возможно потому, что я чувствовала себя немного виноватой, что напрасно набросилась с упреками на Климова, а скорее всего от того, что не взяла у него конверт. Я не нравилась себе в зеркале без привычного блеска стразов, модно украшавших мои прежние окуляры. В конце концов, чтобы окончательно придти в себя, да и во избежание лишних вопросов, я стала носить очки с простыми стеклами.
***
Прошло более двух лет. В разгар новогодних праздников на Рождество, когда город заливался колокольным звоном, приснился мне удивительный сон. Сновидение было таким четким, будто в голове прокрутили видеоролик. Снилось, что время уже позднее, в доме моем все мирно спали, но ночную тишину вдруг нарушил настойчивый звонок в дверь.
Мне очень не хотелось выползать из теплой постели, а звонок все никак не прекращался, и мне пришлось встать на его тревожный зов. Но, еще не дойдя до входа, дверь неожиданно исчезла, а за порогом оказался отец Владимир. Климов стоял в белом балахоне, весь в ярком сиянии солнечного света. Мужчина безмолвно и спокойно смотрел на меня, будто это и не он вовсе только что так настойчиво трезвонил в мою дверь. Только я попыталась спросить, зачем он тут, как видение исчезло, а я проснулась. Сердце бешено колотилось в груди, во рту пересохло. Мне понадобилось несколько минут, чтобы придти в себя и осознать, что это сон. Всего лишь сон!
