– Я понимаю, – процедил Мольтке. – Зажигательные бомбы – вообще вещь ненадежная. Насколько я знаю, обычно четверть из них не срабатывает.
– Мы усовершенствуем их...
– Все это очень дорого, – махнул рукой генерал. – Германия, особенно теперь, в момент наивысшего напряжения сил, не может себе позволить тратить деньги налево и направо. Убито примерно... ну скажем, двести пятьдесят французов и англичан. То есть, – продолжил он, – одна вражеская смерть стоит пятьдесят две марки и двадцать три пфеннига, что недопустимо для казны. Мы с вами, дорогой капитан, в трубу вылетим с такой арифметикой. По моему мнению, жизнь врага, будь он француз, британец, русский, – вообще ничего не стоит. Вот если бы удешевить убийства врагов до минимума...
Штрассер удивленно глядел на генерала, напоминавшего сейчас бездушную счетную машину. Ответ не находился.
– А такой способ, кажется, есть, – закончил начштаба.
Потерев висок, Мольтке надавил кнопку электрического звонка, вжав ее до отказа в полированную поверхность стола. Ожидание не оказалось долгим. Спустя двадцать секунд на пороге появился адъютант. На физиономии лейтенанта было написано подобострастное желание выполнить распоряжение высокого начальства.
– Послушайте, Вилли, приведите этого... посетителя. Ведь он уже битый час дожидается, не правда ли?
– Так точно, господин генерал, – кивнул офицер. – Ждет.
Мольтке откинулся на спинку кресла, прищурившись и глубоко вздохнув. Задуматься было о чем: война, ставшая позиционной и затяжной, похоже, не предвещала быстрой победы.
Вновь открывшиеся двери кабинета явили офицерам посетителя.
– Гельмут Эккенер, – представил адъютант гостя.
– Здравствуйте, господа, – осклабился плюгавый мужчина в потертом сюртуке.
Посетитель оказался химиком со стажем, несколько «повернутым» на своем деле. В чем-то он даже походил на Штрассера – в своей фанатичности и энергии. Чего-чего, а этого у Эккенера оказалось с избытком. Горя желанием применить на практике свои измышления, он с ходу взялся за дело. Предложение химика с лисьей мордочкой сводилось к следующему: если бомбы, которые будут сбрасываться с дирижаблей, наполнять не взрывчатым веществом, а ипритом, уже успешно использовавшимся против французов, то результаты могут превзойти все ожидания.
Офицеры кое-что знали об этом веществе, но Эккенер прочел им подробную лекцию. Впервые иприт был применен Германией в июле 1915 года против англо-французских войск у бельгийского города Ипр, откуда и произошло его название. Вещество обладает поражающим действием при любых путях проникновения в организм. Поражения слизистых оболочек глаз, носоглотки и верхних дыхательных путей проявляются даже при незначительных концентрациях иприта. При более высоких концентрациях наряду с местными поражениями происходит общее отравление организма. В тяжелых случаях развивается воспаление легких, смерть наступает от удушья. Особенно чувствительны к парам иприта глаза. Попадание в глаза иприта в капельно-жидком состоянии может привести к слепоте. Антидота при отравлении ипритом нет.
– Вот это другое дело, – удовлетворенно произнес начштаба и, потрещав арифмометром, сделал подсчет. – Дешево выходит. Особенно, если использовать начиненные ипритом бомбы против массового скопления войск.
– Вот и я о том же, – хихикнул Эккенер.
Штрассер, слушая разговор, кивал, всем видом демонстрируя, что готов сбрасывать бомбы туда, куда прикажут – будь то школа, казарма или больница.
