– Пользуйся, дура, пока есть возможность, – поучала её подружка Тоня, запивая жареную картошку бокалом виски «Чивас Ригал 18». – Нормальный вискарь привёз, разговорчивый, денег много. Я б на твоем месте замуж за него сходила! А чего сидеть в девках-то? Сходила бы разок, там глядишь родила быстренько, поделила денежки и послала бы его ко всем бебеням! А?
– Ты, Тонь, уже нажралась. Вот, что я тебе скажу, – Серафима уже и сама была не рада, что пригласила подружку на посиделки.
– А чё такого? Ты хоть узнавала, у него есть кто-нибудь? Куда он там на свои заседания ездит? Может тоже, того? Жена и дети, типа.
– Не знаю. Замуж пока не предлагал.
– И не предложит, Сим. Щас мужик мелкий пошел, ты не смотри, что депутат. Я тебе, мать, вот что скажу, щас любой таджик может быть, круче депутата. А чё, не так что ли? У них мужики рукастые… ик.. поняла, что я сказала – ру-кас-ты-е! Всё могут! Опять же – не пьют! Не то, что наши нальют глаза и началась ураза!
– Тоня, давай спать! Сейчас ты всех соседей разбудишь. На меня и так все косятся, сама не знаю почему.
– А мы и соседей твоих прижмём! У нас друг – депутат! Ёны-матрёны! Он им воду горячую отключит на неделю – будут знать. Кто тут у тебя самый буйный? Этот, что ли, Силыч?
– Ну, нет с Иван-Силычем мы дружим. Он вредноватый, конечно, старик, но добрый. У меня как-то раз с антенной проблемы были – Иван Силыч что-то там спаял, скрутил – телек показывает лучше прежнего.
– Ну ты даешь! Ты своему Пронькину скажи, он тебе не то, что антенну. Он тебе завтра свой телеканал заведёт!
– Всё, Тоня, спать!
Было время, когда Сима слушала Тоньку во всём. Старшая подруга – авторитет, мамашка, между прочим, у неё от трёх браков два ребенка все же получились. Тонька была строгая тетка, работала в городской библиотеке. С Симой они вместе еще в школе учились, а теперь по жизни так и идут вместе. «Отчего же так складывается, – думала Серафима. – Вот ничего человек для счастья не делает, а оно на него валится – отбиваться не успевает. А тут, как дура, бьёшься – и ничего. Ну, Пронькин, ну депутат. Толку-то что? Где же оно мое простое, бабское счастье. Может, правда, попроще надо мужика искать. А с другой-то стороны, попроще – поймет он моё вечное сольфеджио?». Тут Сима вспомнила, что на прошлой неделе её внимания активно добивался тенор Полпудин из театра Станиславского. «Крупноват, конечно, но, может, это и к лучшему. Лариска из костюмерного цеха рассказывала, что он ей холодильник починил. Значит, мужик с руками. Не придется каждый раз к Иван-Силычу бегать. Говорят, надежды подает большие, с тенорами сейчас кризис какой-то. Нигде их найти не могут…».
Из транса воспоминаний о Полпудине Серафиму вывел крепкий храп Тоньки. Храпела он неритмично и даже через раз фальшивила на верхних нотах. «Надо будет с Тонькой посоветоваться», – подумала Серафима. Взгляд её упал на недопитую бутылку «Чиваса». Сделав большой глоток прямо из горла, Серафима откинула крышку фортепиано. В эту ночь у нее проснулось вдохновение. Она ударила по клавишам и запела любимую «Der Hölle Rache kocht in meinem Herzen».
Этажом ниже Иван Силыч в своей теплой постели под боком у Ларисы Филипповны нервно заворочался, приготовясь прослушать традиционный скрежет отодвигаемого инструмента и оргазмическое соло Серафимы. Но программа концерта в этот вечер была изменена.
