–
Что теперь? – Джонни более-менее хорошо переносил жару, потому шагал легко, пытаясь “разогнать” меня.
–
Да вроде всё на сегодня, из дел. Все дела сделал. – я сказал и задумался. В голове вертелось что-то, но я совершенно не мог вспомнить, что именно. Что-то было…
–
Домой? Ты завтра дежуришь?
–
Да, завтра дежурю. А сейчас можно было бы наверное пойти искупаться. – совершенно неожиданно для самого себя предложил я.
–
Я в общем и целом любил воду, но мне было все время как-то не с руки идти к морю и там купаться, хотя идти от нашего квартала было всего минут пятнадцать. Как-то привык я уже греть воду, и мыться так – холодная вода в ванной комнате циркулировала. А в моей уже почти бывшей квартире была даже ванна, не просто душ. Аня в свое время выбирала… После ее смерти я был уверен, что не смогу жить в этой квартире, которую выбрала и начала обустраивать моя жена, но оказалось, что наоборот, я не мог себе представить, что окончательно съеду отсюда. Невыносимая грусть сменилась грустью тихой, терпимой. Время, как я уже и говорил, лечит.
–
Неожиданно слышать такое от тебя! Пошли, конечно! – Джонни воодушевился. – Только мне надо домой зайти, за плавками и полотенцем.
–
Ну так по пути же, пошли, конечно. Когда ты уже переедешь, чтоб не бегать туда-сюда?
–
Не знаю, ещё есть время.
–
Ну да, ну да – ещё целых три дня. А потом будешь бегать весь в мыле.
До моего дома шли небыстро, но как-то все же добрались, не растаяв от неумолимого солнца. У подъезда распрощались, договорившись встретиться внизу через десять минут. Автоматом проверил почтовый ящик – служба курьеров начала набирать свои обороты примерно месяц назад, и сразу начала нагружаться рекламой: малый бизнес почувствовал открывшиеся в нашей реальности неограниченные возможности нового уклада жизни, власть его поддержала, и в городе начали плодиться мастерские, парикмахерские, клубы по интересам и даже массажные салоны, которые особо впрочем даже и не маскировали свою истинную деятельность. Власть брала со всех бизнесменов свою “долю” в размере двадцати процентов от прибыли, и не трогала их, если люди не жаловались. Пока все шло замечательно, вроде все были довольны, но население Центра в несколько тысяч человек явно было недостаточным для здоровой конкуренции, потому я с вялым интересом пытался угадать, что же будет дальше.
В ящике оказался ожидаемый рекламный листок очередного салона красоты (ага, куда мне уж красивее-то!), и неожиданный небольшой конверт безо всякой подписи, только с моим адресом и фамилией, написанными от руки. Конверт меня неприятно заинтересовал – не люблю я таких сюрпризов. Повертел его в руках, пока поднимался к себе на третий этаж. Дома сразу разулся, с удовольствием босиком прошлепал в гостинную, которая находилась на “теневой” стороне дома: местные считали это недостатком, я же, любящий прохладу, считал несомненным достоинством. В гостинной плюхнулся на небольшой диванчик неопределяемого оттенка серого, и вскрыл конверт. В нем был всего один листок, сложенный вчетверо, нехарактерно ни для дружеского письма, ни для деловой повестки. На листе шариковой ручкой на скверном английском было написано: “Хочу поговорить насчет смерти вашей жены. Тема очень актуальная сейчас. Я знаю, что было в том автобусе. В городе говорить плохая идея, буду ждать вас завтра, 4 июля, в десять утра на заправке в двух км в сторону Генуи – вы знаете это место. Луиджи.”
