«И вы, моря…». Amers - страница 8

То взволнованно и с размахом коверкая язык, то являя рельефные образы гигантов и готовые низринуться в бездну могучие тени, словно сотканные из света, то мимоходом касаясь массивных своих сокровищ, разбросанных с известной периодичностью великолепного стиля, то, в ярких вспышках молний и блеске чешуи, представая в самой гуще героических повстанцев,

Море взволнованное, в постоянном движении, в скольжении гигантских своих мускулов, в скольжении плевры ─ неотвязное Море, и всё,─ в своих приливах, ─ оно пришло к нам на кольцах чёрных питона,

Что-то очень большое в своём движении по направлению к вечеру, в божественной своей трансгрессии…

***

И было это на закате, когда, словно по вывернутым наружу внутренностям, переполнившим пространство, пробегает первая вечерняя дрожь, в то время как над позолотой храмов и в Колизеях с оградами старинного литья (в которых солнечные лучи пробили бреши), в невидимых гнёздах сипух пробуждается предвечный дух таинств ─ среди внезапно возникшего оживления широко представленной париетальной флоры.

И когда мы бежали к тому, что было обещано нашими снами по красной земле ввысь уходящего склона, под завязку набитого костями и головами принесённого в жертву скота, и когда мы топтали своими ногами красную землю жертвоприношений, убранную словно для празднества лозами и пряными травами, ─ так голова овна под золотой лежит бахромой и шнуровкой, ─ мы увидели как вдалеке к небу взмывает ещё один лик из наших сновидений: святыня в своём величии, Море, чужое, часами стражи своей мерящее своё одиночество, ─ словно та неуступчивая и несравненная Чужестранка, обречёная до скончания века ждать того, кто будет ей под стать, ─ Море блуждающее, попавшее в ловушку своего заблуждения.

Приподнимая сложенные в петлю руки, словно в подтверждение вырвавшегося из нашей груди « Аах…», мы услышали этот крик человека, находящегося на грани человеческого, мы почувствовали, на челе своём, эту королевскую печать готовой к приношению жертвы, дымящееся Море наших обетований, всё оно, целиком ─ словно кювета наполненная чёрной желчью, словно огромный бак с внутренностями, с потрохами, с кровавыми кусками на вымощенной площадке перед жертвенным храмом!

Услышали… почувствовали… О! Ещё повторите! А было ли это именно так?

Нам стало… ─ и такое великолепие чёрной желчи и чёрных вин! Море, поднимавшееся выше нашего лица, было как раз вровень с нашей душой; и в своей не названной по имени жестокости ─ вровень с нашей душой, со всею своей содранной заживо кожей, натянутой на барабан небес, ─ словно на высокие стены из потемневшей глины, раскалённые солнцем пустыни, ─

На четырёх деревянных кольях ─ шкура буйвола, распятая для просушки!

***

…И, поднимаясь всё выше и выше, разве не увидели мы, вполне отдавая себе в этом отчёт, ещё более высокое море, ─

Омытый лик, всплывающий в памяти когда начинают, мало-помалу, таять, стираясь, отметины канувших в забвение лет, или это шлифуемый волнами камень, уже освободившийся от всех своих неровностей и шероховатостей?─ и чем выше мы поднимались, и чем дальше мы уходили, Море становилось всё выше и дальше от нас… свободное от аллюзий и тайнописи, дышащая нежностью светлая страница, ─ в противовес ночи, стирающей амальгаму со всех видимых вещей?..

О! Великое древо света, под которым бьёт невидимый ключ животворного млека!.. Мы не были вскормлены им! Нас не выкликнули из строя, чтобы удостоить ранга сего! И дщери смертных были нашими жёнами ─ эфемерные ─ облечённые в плоть, погибель сулящую… Грезь, о, грезь грёзою смертных и бессмертных в выси своей!…