Как бы то ни было, закон бутерброда, всегда падающего маслом вниз, как отечественный эквивалент вышеназванного зарубежного закона-коллеги, по-прежнему не имел и мысли о приостановке своего действия ни в пространстве, ни во времени, ни даже по кругу лиц. По данной причине непростительно глупо было бы удивиться тому обстоятельству, что освобожденные из объятий кармана три десятирублевые монеты, удерживавшиеся в ослабевшей на нервной почве руке, будучи не в состоянии противиться еще одному закону – на этот раз физическому закону всемирного тяготения, вероломно выскользнули из повлажневших на фоне обильного потоотделения пальцев и устремились куда-то вниз в сторону ведущих к выходу из автомобиля ступенек, где уже толпился готовившийся к выходу на следующей остановке народ.
Более не в силах терпеть свалившиеся на него невзгоды и подкативший к горлу ком все усиливавшегося стыда, главный сегодняшний неудачник шестьдесят второго маршрута достал бумажник из внутреннего кармана кожаной куртки, трясущейся от ненависти ко всему живому (а прежде всего – к самому себе) рукой вытащил из его недр последнюю пятидесятирублевую купюру, со злобой швырнул ее на выцветший кусок ковра, служивший одновременно и элементом неповторимого декора, и местом размещения личных вещей шофера, и монетницей, и, предварительно спросив разрешение у «шефа», торопливо и без оглядки, не дожидаясь сдачи, с боем протиснувшись сквозь недоумевающую толпу, вышел на к месту подвернувшемся перекрестке, где перед этим удачно загорелся красный сигнал светофора, не доехав до пункта своего назначения еще целых три с половиной остановки.
– Да уж, отличное начало дня… – удрученно пробормотал себе под нос юноша, параллельно натягивая на голову капюшон в стремлении спрятаться от окружающего мира, невольным свидетелем несправедливости которого ему, по собственному, разумеется, ошибочному убеждению, почему-то доводилось становиться гораздо чаще всех остальных.
Энвидию казалось, что остававшиеся в автобусе очевидцы его фиаско обязательно будут смеяться и, проезжая мимо, тыкать в него пальцами, подшучивая над неудачливостью самого инициативного слабака, зачем-то добровольно, без какого-либо резонного повода выигравшего негласную гонку имени «того, кому больше всех надо». Поэтому, достигнув ближайшего по пути следования переулка, он тотчас же воспользовался возможностью скрыться в его привлекательном лабиринте из проходов, дворов, магазинов и учреждений. В действительности же о какой-либо сплоченности его однопутников в каком бы то ни было коллективном устремлении, само собой, говорить не приходилось: все пассажиры целиком и полностью были увлечены исключительно лишь собственными переживаниями, и даже те из них, кто своими глазами наблюдал всю ситуацию от начала и до конца, в оправдание позиции безучастного зрителя старательно продолжали делать вид, что ничего необычного не произошло, лишь загадочно улыбаясь либо в экраны телефонов, либо в окна ПАЗа.
Энвидий неторопливо шагал по Красноармейскому переулку родного населенного пункта. Город этот, кстати сказать, носил гордое название Рандомля и представлял собой самый обыкновенный провинциальный российский городишко с населением около ста пятидесяти тысяч человек, затерявшийся на карте где-то среди множества таких же своих собратьев по несчастью в тени регионального центра и иных крупных очагов цивилизации.
