Помнишь, мы с тобой
Сажали вместе эту вишню под окном, Но в твоем окне
Погасли мои свечи.
Я имя твоё в своем сердце ношу, Ласкаю в нем каждый слог.
Я жизнь свою в жертву ему приношу. И две бы принёс, если б мог.
Я имя твоё кричу в ночи,
Ищу твой остывший след.
Но ветер доносит мне: «Замолчи, Не нужен мне твой привет.»
Я имя твоё в граните рублю —
Пусть высится, как монумент,
Как вечные, громкие «Я люблю!», Ответа которым нет.
Я имя твоё из памяти стёр,
Из сердца выбросил, из головы.
Я имя твоё бросил в костёр
И пепел развеял. Увы…
Ночь.
Чуть журчит река. Листва Ждет утра ветерка.
Затихло все.
Сонный лунный свет
И не манит,
И не шлет привет.
Лишь один
Я всю ночь брожу, Тихо слезы лью
По любви моей. Ночь милее Мне света дня.
Боль свою тая,
Я брожу, как во сне.
Нет на земле
И уголка,
Где бы погасла Моя тоска.
Начало это или конец, Когда, как измученный жаждой беглец, Я к твоим припадаю губам?
Когда я к твоим припадаю губам, Словно измученный жаждой беглец, Начало это или конец?
Мучение это или восторг, Когда, как обласканный солнцем восток, Я весь озаряюсь, любовью томим?
Когда озаряюсь, любовью томим, Словно обласканный солнцем восток, Мучение это или восторг?
Что это, ночь или солнечный день, Когда на нас ляжет прощания тень, И время утратит свой смысл?
Если вдруг время утратит свой смысл И ляжет на сердце прощания тень, Что это, ночь или солнечный день?
Что это, жизнь или, может быть, смерть, Если остывшее сердце согреть Уже не дано никому?
Если уже не дано никому Остывшее сердце мое отогреть,
Что это, жизнь или, может быть, смерть?
Бывает под вечер вдруг голову вскинешь
И стоишь так в толпе ты один,
И в сумерках над собою увидишь Журавлей пролетающих клин.
И сразу всплывают образы, звуки
Из фильма, что видел давно, И грустью предчувствия близкой разлуки Повеет вдруг… А тебе все равно.
С ума схожу,
С ума схожу,
С ума схожу,
С ума схожу,
Как в заколдованном лесу,
Брожу,
Брожу,
Брожу,
Брожу, Но выхода не нахожу. С ума схожу.
И не поддержит ничья рука,
И нет заветного клубка,
Лишь мрачно-серая тоска
Отверстием дула дрожит у виска…
Тоска,
Тоска,
Тоска, Тоска.
А впереди и вечер, и ночь…
Здесь нет закона «Хотеть – значит мочь»,
Здесь не отгонишь кошмары прочь,
И каждый шаг – последний, невмочь,
Ночь,
Ночь,
Ночь, Ночь.
Уж стерлась грань,
Где бред, где явь,
То слышишь голос: «Отдохни, Ложись, поспи», То вдруг, как выстрел, резко:
«Встань!
Пока не сгноила всякая дрянь!».
Грань,
Грань,
Грань, Грань.
Чуть-чуть, пустяк, и слово-то какое
И не заметишь: что есть, что нет… Чуть-чуть, и небо снова голубое…
Чуть-чуть быстрей, и друг твой выживет. Здесь осторожней, скользко,
Чуть опоздаешь – мозги все вышибет.
Да ты сам знаешь: не впервой.
Вот говорят, чуть – не считается… Если не пахал на передовой,
Если за «языком» не ходил в поиск дальний.
«Берем вон того капитана в тулупе», – Приказ командира. – Тихо, чтоб не заметил дневальный.
А капитан тот был твой кореш: садик, школа, И лучше не было у тебя в жизни друга.
Вот он в прицеле – Наливайко Никола.
Где и когда, в чьих головах Что-то чуть-чуть тогда не срослось?
Почему нельзя было все решить на словах?
Чего-то чуть-чуть опять не хватило?
Чего-то чуть-чуть всегда не хватает.
Господи! Почему же нельзя жить мирно?!
Погрустнела, озябла, притихла Моя невестушка под окном. Укрылась серым осенним сукном И в ожидании холода сникла.
Как не грустить с тобой вместе и мне, Как не бояться февральской стужи? Где же искать теперь, когда нужен,
