Что есть и что останется – не знаю.
Как тень мелькает за ее спиной
стремительной, как вспыхивает солнце
на втулке колеса! Она легка
как бабочка, и на лету трепещет
крахмальный фартук белый – догони!
И колея в черемушник ныряет,
и воздух, воздух хлещет и пьянит,
а я припал к рулю, верчу педали,
я догоню ее! Но нет, едва ли…
Как ненасытна жизнь в пятнадцать лет!
Записка в книге, зуд велосипедный –
и целый день томишься, и во сне
куда-то сломя голову несешься,
она на раме, ты в седле – и прядь
отбившаяся горячит и дразнит,
а повернется – губы и глаза,
глаза и губы – и колючий шелест,
желанья полный, рама и седло –
и пустота!.. О, разрешенье плоти, –
так выбивает пробку к потолку
и раздраженно пузырится пена!
А мы, душа, другие знали сны,
но пролетели врозь велосипеды,
лишь имена Simpson и Diamant
еще тоской черемуховой веют,
послевоенной, злой…
Но чтоб теперь,
теперь столкнуться на перроне: ты ли? –
и отшатнуться: круглое лицо,
прямая полногрудая фигура,
затянутая узким ремешком
как дачный саквояж, и зонт японский –
чужое всё! – и только твердый взгляд
как вызов да еще сухие губы
надменные…
Зачем, зачем всю жизнь
я догонял тебя? Теперь я знаю,
что первая любовь обречена,
но медлю почему-то… Так однажды
стоял я у киоска Porno-sex,
о принце Датском смутно вспоминая,
о вопле паровозном, о письме:
– Я больше не люблю тебя, – а рядом
вечерний Копенгаген жил, и негр
глядел в киноглазок, и кто-то шею
тянул, чтоб оттеснить его, взглянуть,
увидеть нечто… Есть у нас секреты,
а тайны нет… Как вздрагивает зонт…
Нелепо говорить, молчать нелепо.
И хорошо, что поезд подошел.
– Звони! – и двери стукнулись резиной…
Не может быть, чтоб я тебя любил.
Не может быть. Я ничего не помню.
Но отчего же так не по себе,
как будто в чем виновен? Нет, довольно,
довольно с нас и собственных забот!
И мне они дороже тех кошмарных
счастливых снов, какие только раз
сбываются, когда мы не готовы
для счастья…
А она еще летит
как бабочка, еще летит, мелькая,
непойманная, легкая такая…
А иногда мне хочется шепнуть
как на духу, всего два слова: время
убийца, а не лекарь…
