– Бог не даст этого сделать. – Вяло, с сомнением в голосе возразил Гершель.
– Бог не даст, говоришь? А Иерушалаймский храм? Он был более свят, чем наша молельня! А прекрасные синагоги Вавилона? Ты забыл нашу историю, старик! Бог уже давно не спасает нас. Последний раз это было в Египте, Ребе! И скоро все это… – Иосиф развел руками, – станет добычей погромщиков! Я не позволю это сделать! Да и с кем ты останешься? Те, кто не захочет уйти, уже расстались с Богом. Их дороги будут пролегать мимо этого здания – туда, где живет Христос. Или ты тоже решил стать перед Христом на колени?
Ребе в испуге замахал на Иосифа руками:
– Что ты такое говоришь, Иосиф! Просто я стар, и хочу, чтобы меня похоронили здесь, на нашем кладбище!
– Господи! – Иосиф театрально воздел к небу руки. – Господь Бог мой! Бог Авраама, Исаака и Иакова! Дай мне силы убедить этого упрямого старика! Ты что, не понимаешь, что к тому времени, когда ты умрешь, даже если ты собрался сделать это в ближайшее время, не будет уже никакого кладбища? Его сравняют с землей, как и все то, на чем будет видна звезда Давида! А вас будут закапывать, как бродячих собак, на городских пустырях… – Иосиф хотел продолжить, но осекся, увидев, что старик как-то вдруг осунулся, стал меньше ростом, и, схватившись рукой за грудь, начал сползать со скамьи на пол.
– Воды! Принесите кто-нибудь воду! – Закричал Иосиф, подхватывая падающего старика.
Гершель маленькими глотками выпил воду и с трудом с помощью людей, прибежавших на крик, поднялся. Его усадили на скамью, и Иосиф жестом руки отослал всех прочь…
Пауза длилась долго. Иосиф озабоченно смотрел на Гершеля, не решаясь продолжить разговор. Ребе начал первым. С трудом, подбирая слова и тяжело дыша, он произнес:
– Зачем я вам там нужен? Да и вряд ли я выдержу дорогу… Прошу тебя, дай мне умереть здесь…
Иосифу вдруг до боли стало жалко Гершеля…
«И вправду, зачем тащить с собой больного старика? Мне, полному сил, до одури страшно ехать в неизвестность… а уж ему… Нет! – Одернул он себя. – Старый Ребе – это надежда для многих. За ним пойдут люди…»
– Ребе! – Он ласково дотронулся до руки старика. – Ты нужен! Нужен, как никогда! Мне нужен, как и всем остальным, тем, кто тебе верит. Для всех нас, ты – голос Бога! И если с нами ты, значит, с нами – Бог!
Ребе отшатнулся от Иосифа:
– Прошу тебя – не говори так! Это кощунство! Я не Пророк, – я простой раввин. Грешный, как и все люди…
– Поверь, мне лучше знать. – Не дал закончить ему Иосиф. – Отдохни немного, и собери самое ценное, что здесь есть… книги, Тору, ну сам знаешь. Завтра, в это же время, я должен буду все забрать. И не жалей ни о чем. Тебе еще рано умирать. Мы еще все будем счастливы!
На рассвете следующего дня, в нескольких кварталах от синагоги, по просторному кабинету, занимающему весь первый этаж мрачного здания инквизиции, нервно расхаживал человек. Иногда он останавливался, напряженно вслушивался в тишину и снова продолжал беспокойное движение. Вот уже семнадцать лет этому маленькому человеку, в скромной коричневой рясе, принадлежала абсолютная власть в стране.
Томазо де Торквемада – Председатель Трибунала Веры и Великий Инквизитор королевства – начал свое восхождение к вершине власти еще пятнадцатилетним юношей, в монастыре провинциального городка Сан-Педро. Отличный оратор, аскет, не употреблявший в пищу мясо и рыбу, он быстро заслужил славу праведника, живущего только мыслями о Господе Боге. Но маленький и тщедушный Томазо, на самом деле, жил страстями, настолько же далекими от Бога, насколько был далек его аскетизм от праведности. Он просто хотел жить долго, потому, что дорога к цели, которую он перед собой поставил, была длинною в долгую жизнь. Однако, не только страсти раздирали душу Томазо. В самых глухих закоулках его окостеневшего сердца жил страх – испепеляющий и жгучий, как те костры, которые спустя много лет разожжет этот страх по всей стране. Родная и любимая Томазом бабка была еврейкой, и он знал, понимал звериным чутьем, что тайна эта умрет только вместе с последним евреем в стране, и только тогда страх покинет его окаменевшую душу. Это была великая цель – цель, длинною в тысячи человеческих жизней!
