Ты выходишь на улицу, не замечая холодного ветра и мокрого снега с дождем. Оглядываешься. Никто на тебя не смотрит и ничего от тебя не ждет. У старой ивы женщина в платке и в старом пальто крошит голубям булку. Рядом, за оградой, шумит улица. Все так, как было десять минут назад. В кармане звонит телефон. Это из старой жизни, где никто не интересовался твоими ошибками и талантами.
– Ты где? У нас аврал, проверь свою почту. Это важно!
Да, это важно. Ты понимаешь: важно то, что сейчас. Это и есть жизнь. А остальное…
Ты еще раз оглядываешься на старую церковь, потом, нагнувшись, чтобы прикрыть телефон от дождя, начинаешь проверять почту.
Мы были убеждены, что в этом курортном мексиканском городке все работают официантами, поварами, уборщиками, администраторами в белых рубашках или продавцами в магазинчиках, заполненных яркими курортными товарами «на память».
Это кафе мы нашли случайно в один из вечеров, долго блуждая по полутемным улицам. Мы проходили мимо небольших, ярко раскрашенных домиков, окруженных кустами и сладко пахнущими цветами. Там, на ступеньках, сидели усталые женщины и молча смотрели на нас. Мы ходили бесцельно, просто хотели посмотреть на ту часть города, где нет шумной курортной публики, где нет ярких витрин и запаха жареной рыбы.
Кафе было на перекрестке. Сквозь большие окна мы увидели скромные деревянные столики без скатертей, стулья на металлических ножках, стойку бара, на которой стояла эспрессо-машина. За столиками сидели люди, которых мы не видели ни в нашем отеле, ни на пляжах, ни в ресторанах. У них были спокойные лица с тонкими чертами. Кто-то читал книги, кто-то смотрел в экран ноутбука, кто-то разговаривал с соседом. На стенах кафе висели яркие радостные картины, на которых плавали большие корабли, по улицам города с розовыми домами ездили белые машины, в домах были огромные комнаты, где стояли смешные стулья с грушеобразными ножками, столы-раскоряки и огромные вазы из мутного серого стекла.
Мы зашли, заказали кофе и сели в угол, откуда можно было видеть всех посетителей. На нас никто не обращал внимания, мы ждали свой заказ и разглядывали картины. Около каждой из них горела небольшая лампа, освещая ее и заставляя светиться и без того яркие краски. Я представил эти картины у нас в доме, когда темно, когда за окном свищет бесконечная снежная метель, когда хочется тепла и света.
– Кто автор этих картин? – спросили мы подошедшего официанта.
Он поставил перед нами чашки с кофе, тарелочки с пирожными и жестом подозвал одного из посетителей.
– Это картины Джорджо, – сказал он. – Хотите, я ему позвоню, и он придет?
Мы хотели. Мы очень хотели посмотреть на человека, создавшего такие кусочки радости.
Джорджо пришел не один. Его сопровождала суховатая женщина лет сорока, очень деловая, отлично говорящая по-английски. Сам Джорджо больше молчал, скромно улыбался и был во всем согласен со своей спутницей. Ему было лет двадцать пять, его смуглое лицо выглядело усталым, он прятал под столом свои тонкие руки с длинными пальцами, сутулился и явно хотел, чтобы все это быстрее кончилось.
– Вам очень повезло, что Джорджо сейчас в городе! – громко вещала спутница художника. – Без его разрешения я не могу продать ни одной картины. Если вы покупаете две, то на вторую будет большая скидка.
– Вы профессиональный художник? – спросил я Джорджо.
