Если бы я снимался в фильме большинства современных отечественных режиссеров, то по сценарию мне бы следовало посмотреть в камеру и торжественно произнести вышеуказанную фразу, держа сине-желтый баллончик так, чтобы отчетливо виднелась надпись: WD-40. Отличная получилась бы реклама. Все лучше, чем рекламировать водку и слабоумие.
Я вошел внутрь. Желтый короб бросил на пол в прихожей под дощечкой с крючками, на которых висели какие-то лохмотья, лет двадцать назад походившие на одежду. Прямо – небольшая кухонька. Налево – просторный зал, служивший также столовой и спальней. Хрипло щелкнул выключатель: электричества не было.
В хорошо освещенной дневным светом комнате пахло детством, пылью и ностальгией. А ностальгия отдает душевными муками, подвальной плесенью и перегнившими яблоками, рассыпанными по всему двору.
Я выглянул в одно из четырех окон: яблони уже отцвели.
В доме все было так же, как десять лет назад, когда я уехал в Питер: посреди комнаты – большой прямоугольный стол, слева – шкаф с книгами, диван и два окна, справа – огромная кровать родителей, за ней сервант с жалкими остатками посуды и фотографиями, потом моя койка, с мерцающими над ней разноцветными узорами ковра. В стене напротив входа еще два окна, а между ними огромный квадратный телевизор на тумбочке. На окнах белые занавески. На столе белая вязаная скатерть. На стенах побелка.
Я подошел к шкафу и провел рукой по корешкам маминых книг. Алигьери, Ахматова, Бёрджесс, Боккаччо, Булгаков, Воннегут, Гессе, Гомер, Гончаров, Грибоедов, Дарвин, Дик, Достоевский, Драйзер, Дюма, Есенин, Ильф и Петров, Киплинг, Купер, Ленин, Лермонтов, Маркес, Маркс, Маяковский, Набоков, Некрасов, Ницше, Оруэлл, Пруст, Рабле, Сартр…
Вот! То что нужно.
Я вытащил томик Жан-Поля Сартра. На синевато-серой обложке столбиком значилось: «Тошнота. Рассказы. Пьесы. Слова». Я читал его еще в школьные годы. «За закрытыми дверями» перечитывал не один раз, пока жил с Верой. Пришло время освежить в памяти «Тошноту».
Только я открыл первую страницу, как услышал скрип калитки, выглянул в окно и увидел парня с лицом мертвеца. Судя по тому, что двор и дом были в идеальном состоянии, вряд ли это чудо наведывается сюда часто. Значит, пришел ко мне.
Я положил книгу и вышел на улицу.
– Приветствую, – произнес я нейтрально.
– Здорово, – отозвался он, стараясь выглядеть максимально непринужденно и высокомерно, что получалось отвратительно. – Я Костя, брат Веры.
Безликие стоптанные кроссовки, синие джинсы, протертые временем, а не во имя моды, серый вязаный свитер. Лицо у Кости было опухшим и обвисшим, хотя сам он чуть ли не в два раза тоньше меня. Красные потухшие глаза, половины зубов нет. Я знал, что Косте чуть больше двадцати. Выглядел он словно труп сорокалетнего алкаша.
– Ты ко мне? – поинтересовался я.
– Да! Перед Верой извинись.
Он замялся. Хотел еще что-то сказать, но не хватило то ли смелости, то ли словарного запаса. А скорее всего, Костя был просто не в состоянии нормально разговаривать: его лицо, освещенное красными закатными лучами, бережно хранило отпечаток бесконечного похмелья.
У меня тоже не было желания общаться с Костей. Я закрыл дверь и вышел со двора.
– Обязательно, – бросил я, не оборачиваясь на незваного гостя, сел в машину и поехал в центр.
Самара. Город призрачных воспоминаний, надежд и разочарований. Примерно сорок лет назад мой отец бродяжничал по стране на мотоцикле, подрабатывал где придется, подворовывал что плохо лежало и жил за счет дам, которых легко охмурял. В Питере на одной из квартир, где собиралась местная богема, он познакомился с длинноногой блондинкой, моей будущей матерью.
