Плохие новости, дружище Марк.
И это не из-за тебя она так завелась. Это какой-то Юра постарался. Это именно он трахал ее во сне, это для него она стонала и извивалась. А тебя, Марк, только что поимели.
Громко хлопая дверцей, в машину возвращается таксист. От него пахнет дымом сигарет и дешевым нескафе.
— Ну что, готовы ехать дальше?
Я не готов. Я хочу развернуть такси обратно в аэропорт, чтобы оставить там эту женщину и пусть разбирается со своим разбитым сердцем самостоятельно, но тогда же, вздрогнув от резких звуков, Вера снова распахивает глаза.
Теперь уже по-настоящему.
Пока она моргает и пытается осмыслить происходящее: где мы и что происходит, я снова заворожен ее бездонными глазищами и мне хочется смотреть в эти глаза, пока я буду входить в нее. Именно я, а не какой-то там Юра!
— Знаете, подождите еще чуть-чуть, — вдруг говорю я таксисту. — Я бы тоже выпил кофе.
С виски. Треклятым греческим узо. Да с чем угодно, блять, лишь бы в этом напитке был градус.
А еще мне надо вымыть руки. Мои руки теперь пахнут ею, а я не имею на это права. Пусть я все еще хочу облизать каждый палец, которым касался ее, но правильнее будет безжалостно вымыть руки и как можно скорее.
Прежде, чем Вера начинает возмущаться, что это я себе позволяю и почему она лежит у меня на руках, пересаживаю ее на сидение и выхожу из машины.
Ночной холод отрезвляет. Это днем на солнце еще жарко, но ночи напоминают о том, что зима уже близко, и из-за высокой влажности и отсутствия нормального отопления я не люблю зимовать на Кипре. Я пытался. И в такие моменты чувствовал себя одинокой белкой в зимнем опустевшем лесу, пока шатался по закрытым на зиму тавернам в поисках нормального кофе.
— Марк!
От ее окрика вздрагиваю, как от удара хлыстом. Вера все-таки помнит, как меня зовут.
И что я не Юра. Имя-то какое, никогда не нравилось. Видимо, не зря.
Не оборачиваюсь, но Вера быстро нагоняет меня у входа в магазин. Обнимает себя руками, дрожит.
Еще минуту назад ее также колотило в моих руках от оргазма. И тогда я мог ее обнимать. В глазищах смятение и шок, когда произносит:
— Марк, а где мы?
— На заправке, — говорю очевидное.
Вера выглядит помятой и сильно сбитой с толку, когда идет следом за мной в магазин, а мне впервые в жизни тошно из-за того, что так хочется язвить. Мне ее жаль. Хочется обнять, чтобы не мерзла, но если я сделаю так даже по-дружески, после оттрахаю ее в каком-нибудь темном углу уже совсем не по-дружески.
Поразительно, как меня задело существование какого-то там Юры в жизни Веры.
Ведь все мои невесты, трахаясь со мной, всегда изменяли своим без пяти мужьям. Я знал о том, что эти женихи существуют, иногда знал даже их имена, пока выслушивал о том, как у них все плохо в постели и это еще даже до свадьбы. Но меня никогда не называли чужим именем! Меня никогда не путали ни с кем другим!
Уязвленное самолюбие вопит о том, что нужно сделать так, чтобы Вера до хрипоты выкрикивала именно мое имя. Что нужно вытрахать из ее головы другие имена, чтобы она вообще забыла о существовании других мужчин.
Но я слежу за ней, за тем, как она аккуратно перебирает в руках магнитики в форме Кипра, и вижу в ее глазах то, чего не видел ни у одной из своих невест. Даже рыжая, трахаясь со мной в туалете, пока глядела на мое отражение в зеркала, поедала меня глазами. Восхищалась мной. И уж точно знала, с кем она сейчас.
