– Ты не посмеешь так поступить со мной!
– …но это будет нечестно по отношению ко всем нам. И в первую очередь к ребёнку. Мне не нужны твои деньги, не беспокойся об алиментах. Если понадобится, родители в беде не оставят. И всё же неправильно, что я буду воспитывать нашего сына одна. Обещай, что будешь брать его к себе, когда он подрастёт.
– Сына? – Эл поражённо уставился на неё.
– Не спрашивай, откуда мне это известно, я не смогу объяснить. Просто знаю.
– Что ты от меня хочешь, Лиз?
– Твоё безразличие разбивает мне сердце.
– Ты сделала мне подсечку. Дай подняться на ноги.
– Хорошо, милый. Я понимаю.
Беременность Лизы серьёзно осложняла расставание с ней. Теперь он будет выглядеть монстром в её глазах.
Когда это тебя останавливало, Ринго? Скольких женщин ты выставил за дверь, потеряв к ним влечение? Тридцать? Пятьдесят? Сколько всего их прошло через твою постель? Рыжих, красивых, стервозных, юных, замужних. Имена и лица многих уже стёрлись из памяти. Они привносили в жизнь приятный хаос, а наскучив, получали красную карточку. Их жизни на этом не заканчивались. Они находили других, создавали с ними семьи, ставя прошлые интрижки на полки воспоминаний. С чего ты взял, что с Лизой будет иначе? Даже с беременной.
Надо же было так подставиться. Он совершенно не годился на роль отца. Подгузники, детское питание, желудочные колики, запредельная ответственность – всё это из мира, с которым он удачно расходился всю взрослую жизнь, ни разу не пересекшись.
Он выбрался из-за стола, взял кистевой эспандер, чтобы чем-то занять руки.
– Сколько тебе лет, Лиз?
– Это что-то изменит? – плача спросила она.
Между ответами «не знаю» и «не думаю» он выбрал второй.
– Не думаю. Сам не знаю, зачем спросил.
– Двадцать девять.
«Ещё можно десять раз выйти замуж», – подумал он. Наплодить с условным Василием детей, печь по утрам блинчики с джемом, измерять рост детишек с помощью дверного косяка и водить хороводы в заваленной игрушками гостиной. Не самый утопичный сценарий из всех возможных.
– Я не могу приказать тебе вытравить плод, – прервал он долгое молчание.
– Звучит ужасно.
– Закон на твоей стороне. Тебе не составит проблем подставить меня. Окончательное решение о том, рожать или нет, остаётся за женщиной. Можно сколько угодно топать ногой в знак протеста, равноправие от этого не восстановится. То же касается алиментов. Любой суд встанет на твою сторону.
– Я напишу отказ.
– Хорошая попытка, Лиз. – Он сжимал резиновое кольцо так сильно, что под кожей проступили вены. – Закон запрещает ущемлять интересы ребёнка.
– Я напишу расписку в получении денег сразу на все восемнадцать лет.
– Не всё упирается в деньги, солнышко. Из меня получится неважный отец. Ребёнок будет болеть, ты будешь болеть, в конечном счёте ты потребуешь от меня помощи. И не только деньгами. Задумаешь подчинить мою жизнь интересам ребёнка, а то и своим.
– Я никогда так не поступлю, – Лиза взяла оставленную им пустую тарелку и направилась с ней к раковине. Она продолжала заботиться о нём, невзирая на его трусливое поведение. Что с ней не так?
Вымыв посуду, она вытерла руки полотенцем, растерянно хлюпая носом.
– У тебя есть другая женщина? – спросила она.
Каждая вторая подружка спрашивала об этом, когда он поднимал тему расставания. На этот вопрос ему было легко ответить.
– Нет, Лиз, дело не в другой женщине. Дело во мне.
– Что же мне делать?
