– Отец, для этого у меня наличествуют все основания.
Арина подошла к огромным окнам, но не слишком близко, чтобы не пугать заботливого Феликса. Впрочем, опека этого человека была тактичной, нисколько не ограничивающей. Феликс даже совсем крошечную Арину учил взаимодействовать с миром без запугивания и уж тем более, без окриков и грубости. Такие элементы воспитания он презирал, а именно их демонстрировали стандартные супружеские пары в отношении родных детей, хоть и много лет тому назад, но иногда такое случалось и ныне. Такие же методы воздействия на растущего ребенка он отмечал в семье сестры, отчего решил забрать Алину к себе и воспитывать вместе с Ариной. Девочки выросли, как родные сёстры. Самому себе Феликс виделся похитителем детей. В прежнем мире его подвергали бы осуждению и даже подозрениям. В новом мире он имел немало прав, и всё потому, что обладал большей полезностью для общества, чем обычные люди, а потому те запросто лишались своих детей, если нарушали рекомендованные «Идеалиусом» предписания по формированию юной личности.
– А где Алина?
– Она проспит до обеда.
– Что же тогда музыка к завтраку будет играть чуточку тише.
Тёмные своды подземного прохода нависали настолько низко, что грозились обвалиться на голову беспечным искателям приключений. Виктор старался не огорчать Филиппа брюзжанием, а уже про себя сделал дополнительные выводы о том, что предваряет территорию свободы. Обрывками он запомнил программу, предлагаемую посетителям в «Дыме» и на фоне обновленного формата социальных норм та выглядела посредственной и опасной. Возраст стал качественным фильтром, через который он анализировал прошлое и ошибки. Вероятно, этот фактор помог ему вписаться в формат жизни, откорректированной правительством.
– Потерпи, старик.
– Напрасно пытаешься поддеть: из меня вышел вполне даже импозантный старик.
– Шучу. Какие мы старики? – Филипп поморщился, снимая с пиджака кусок липкой паутины, создаваемой насекомыми не один год.
– Чего мы крадёмся по этому проходу? – Заметив жест друга, Виктор всё-таки решился озвучить немного завуалированное недовольство.
– Всюду камеры, и у меня нет желания давать пояснения блюстителям порядка.
– Понял. Не подумал я об этом. Так, что там в «Дыме»?
– Это уже не тот клуб, а какое-то его подобие. Вроде бы, он учитывает предписания комиссии нравственности.
– Так зачем располагать клуб в зоне рубежа? – Виктор не представлял, чем руководствовались отправившиеся за пределы отформатированной цивилизации.
– Там лучше ощущается свобода. Ныне он обрёл таковую ещё больше, – Филипп озвучил лишь предположение, ведь подобные вопросы другу не задавал.
– Лицемерие, если он исполняет требования общества, от которого бежал.
– В его старом клубе ограничений было немного.
– А я уже не ощущаю обделённости и в черте городов, – Виктор не усматривал в новом мировом порядке фактор, чрезмерно регулирующий реализацию мечтаний.
– Ты сократил диапазон желаний, – Филипп будто искал минусы в той действительности, которая выступала и его также.
– А ты?
– И я.
– Тогда, чем ты возмущён?
– Иногда мне хочется погрузиться в атмосферу непредсказуемости.
– Анархии. И ты нашёл её дислокацию?
– О нет, на территории СЛ также действуют законы и правила. Инфрамисты (Примечание: Вымышленное определение от латинского Infra mio – ниже меня) не так скованы как мы в своих действиях.
