Идейные процессы в Иране - страница 23

. Мазандерани и Хорасани дали в своем письме следующее определение конституционному строю: «…Конституционное правление в каждой стране предусматривает ограниченность и подчинение определенным условиям монархических учреждений и государственных ведомств, недопустимость превышения ими установленных границ и нарушения принятых законов в соответствии с официальной религией этой страны, и ее антиподом является деспотизм государства, предполагающий вседозволенность, волюнтаризм и свободу монархии и государственных ведомств, власть правителя делать все, что только ему заблагорассудится, притеснять народ и не нести ответственность ни за какие преступления»[153].

Поэтому отстаивание ими конституционного строя обосновывалось как общечеловеческими и мирскими, так и религиозными доводами. Ахунд Хорасани пишет в защиту конституции: «Цель этого дела состоит в том, чтобы принести людям спокойную жизнь, избавить их от несправедливости, защитить угнетенных и помочь тем, кто оказался в трудном положении… осуществить Божий закон и защитить исламскую страну Иран от нападения неверных, исполнить заповедь о повелении благого и воспрещении порицаемого…»[154].

В письме на имя Наиб ос-Салтане[155] от 15 июня 1910 г. он пишет: «Конечно же, само собой разумеется, усилия и старания улемов, руководителей и высших сановников государства, религиозных и патриотичных борцов и самых различных слоев Ирана, направленные на установление конституционного правления, все эти человеческие и материальные потери ради обретения этого капитала счастья были предназначены для сохранения религии, возрождения исламской родины, благоустройства страны, прогресса, осуществления заповедей и законов религии, предотвращения финансовых злоупотреблений и направления средств на вооруженные силы и прочие нужды государства, пресечения случаев нарушений со стороны нескольких эгоистичных, себялюбивых и деспотичных людей…»[156].

В другом месте «троица улемов» возвели усилия по установлению конституционного строя в степень джихада: «Самоотверженность и усердие в установлении и утверждении конституционного правления равнозначны джихаду под руководством Имама аз-Замана (да будут наши души жертвой за него!), а противодействие ему пусть даже на волосинку равнозначно оставлению Его Светлости без помощи и войне против него»[157].

Конечно же, если говорить иначе, как уже удачно отметил Хаэри, устанавливая конституционное правление, «троица улемов» в первую очередь преследовала цель сохранить исламскую религию, а потом уже уничтожение несправедливой власти, деспотии и проникших в страну иностранных сил[158].

Субдискурс новаторства. В предложенной в данной статье типологии новаторство (эбтекар) представляет собой своего рода положительное отношение к новшествам и модерну. В лексическом отношении новаторство означает нововведение и создание чего-то нового. Однако в данном случае мы выбрали слово «новаторство» по той причине, что некоторые из указанных нами мыслителей, совмещавших в различные периоды истории дискурс модерна с религией, стремились создать нечто новое. Мыслители, относящиеся к этому типу, при своем положительном отношении к субдискурсу модерна, стремятся создать нечто новое, то что можно было потом объяснить с точки зрения религиозной логики. В первый из четырех указанных нами периодов важнейшим мыслителем, которого можно отнести к этой категории, был аятолла Наини. Вероятно, можно сказать, что Намни по сути был основоположником такого подхода. На самом деле, своеобразие этого типа, в особенности, по сравнению с вторым и третьим субдискурсами, заключается в характере его позиции. В рамках второго типа наши мыслители были безразличны к господствующему дискурсу своего времени, то есть субдискурсу модерна, а мыслители, придерживавшиеся субдискурса адаптации, при всем своем положительном отношении к господствующему дискурсу своего времени, занимали такую позицию, которая не являлась активной и не направлялась на создание чего-то нового, – это было лишь стремление оправдать этот дискурс и приспособиться к нему. Мыслители новаторского типа стремятся не только положительно – а иногда и настороженно – относиться к господствующему дискурсу, но и создавать новое, нечто такое, в чем религиозное не оттесняется полностью модерном, а модерн не отвергается и не признается отрицательным. По их мнению, можно создать такой подход, в рамках которого религия и модерн смогут сочетаться друг с другом в новаторской манере.