– Нет. – Тихо ответила я, мысленно прижимаясь к его спине и вспоминая, как тепло вчера было лежать в объятьях его сильных рук. – Я пришла, чтобы рассказать о том, что улетаю. Раскрыть все карты и попросить тебя полететь со мной.
– Но ты не сказала… не попросила…
– Потому что поняла, что это ничего не изменит. Ты не полетел бы со мной. Сказал бы, что моя затея безумна. И мы бы снова поссорились. – Я сжала телефон так крепко, что он затрещал в моих пальцах. А ещё несколько часов назад я вот так же сжимала ладонь Рика, когда он целовал мои плечи. – А мне не хотелось расставаться вот так… в обидах друг на друга.
– Лив…
Рик хотел сказать что-то ещё, я хотела ответить на его слова взаимностью и признаться, что моя любовь за прошедший год ни на фотон не сбавила своей силы. Но в дверь постучали, и между нами выросла каменная стена, толще слепого безразличия.
– Мне пора.
– Береги себя.
Протяжные гудки давно стали нашей манерой прощания. Я сбросила вызов и вдохнула свежесть Бергамо, окольцевавшего балкончик со всех сторон. Стук повторился, напоминая о том, что кто-то поджидает за дверью, пока я тут решаю проблемы прошлого. Я и забыла, что успела сделать заказ на ресепшен. Последняя съедобная крошка касалась моих губ ещё вчера, в квартире Рика, когда я пришла к нему с ужином навынос из «Фреш Остер» и бутылкой брюта. Кофе – напиток для дневных свиданий. Вино же придумали для поздних вечеров и тяжёлых прощаний. А под бутылку у него нашлось и немного сыра бри, зато следующие тринадцать часов я пробовала на вкус лишь волнение.
– Доставка в номер, – правозгласил молоденький официант, внося поднос с чем-то ароматным и искушающим все мои рецепторы. – Завтрак для синьорины.
Тюрбан на голове и мой усталый вид не смутили вторженца. Он и глазом не окинул мой не совсем подобающий для встречи гостей вид, уверенно прошёлся по скрипучему паркету и со звоном поставил поднос на столик у окна. Свежий, юный, он улыбался так искренне и обезоруживающе, что его хотелось забросать чаевыми. Но я не могла раскидываться деньгами. Кто знает, сколько я здесь пробуду. А ведь даже не куплен билет обратно.
На перекус сошла бы и резиновая подошва, ведь целый год я не чувствовала вкуса любимых блюд, но лимонные Маритоццо с сахарной пудрой и искренняя улыбка ещё не ошпаренного жизнью официанта заслуживали хотя бы толики вежливости. Я поблагодарила его, но уходить он и не думал.
– Что-нибудь ещё желать? – с ярким акцентом спросил юноша, застряв в дверях.
– Вообще-то, есть кое-что.
– Я к вашим услугам, синьорина!
Я пробежалась глазами по неброской бежевой форме и нашла блестящую нашивку на груди с именем.
– Подскажите, Вико, как я могу найти человека, который не хочет, чтобы его находили?
Нью-Хейвен, Коннектикут
– Она просто чудо.
Я оторвала взгляд от торта, который уже битый час обмазывала розовой помадкой, и посмотрела на Айви, что сидела за своим низеньким столиком и рисовала карандашами. Те радужной россыпью валялись вокруг, обделённые вниманием и забытые. И не удивительно, ведь Айви взахлёб что-то чиркала розовым. Она всегда выбирала розовый, чего бы это ни касалось. Карандашей, нового платья, стен в комнате или крема для своего именинного торта. Рик любил пошутить, что наш дом давно превратился в большую зефирину, и старательно оберегал нашу спальню, свой последний приют, от розовых подушек и длинноухих плюшевых зайцев. Но в свободное время, не обременённое работой, которую он брал на дом, Рик обожал всех этих зайцев, все рюшки и едкий цвет огромной зефирины, в которой мы дружно жили.
