– Оставьте нас ненадолго.
Тот недовольно вздохнул и исчез в коридоре.
– Я собираюсь лезть не в своё дело, – предупредил командор. – Бросайте тележку и бегите.
Курьерша обернулась, и он растерялся. По действующим стандартам девушка была так себе, по его мнению – на редкость хороша. Опухшие веки. Жёстко очерченные скулы, сжатые зубы. Тощее тело, но язык не поворачивался назвать её хрупкой. Под кожей на предплечьях проступали натянутые мышцы. Пальцы приобрели воспалённый, алый цвет после морозильной камеры.
– Руки, наверное, отваливаются, – заметил Кампари, с фальшивой ленью привалившись к дверному косяку.
– Привыкла, – девушка встала и отряхнула колени.
– В любом случае, вам стоит умыться.
Она подняла глаза – зелёные, испытующие. Оценила перекрытый выход.
– У вас тут личная ванная. Ну разумеется.
Кампари отлепился от косяка, перешёл в спальню, не оборачиваясь, но слыша шаги за спиной, открыл дверь в ванную и подтвердил без лишней стыдливости:
– Да, мне повезло.
Девушка задержалась на пороге, окинула его медленным, тяжёлым взглядом с головы до ног.
– Ещё как.
Она не ванную имела в виду – в этом Кампари был уверен. Но тогда что? Его «нечеловеческую привлекательность»? Непохоже.
На кухне он нашёл термос с «кофе», разлил его по кружкам и щедро насыпал в одну из них пудры, в обиходе именуемой сухим молоком.
– Чёрный или белый? – вооруженный дымящимися кружками, Кампари раскачивался с пятки на носок на пороге ванной.
Девушка выключила воду. Ворот и рукава её рубашки промокли насквозь.
– Чёрный или белый что?
– Цвет, – честно ответил он.
– Тогда чёрный. Теперь вы должны сказать, что угадали.
– Вечно я что-то должен.
Кампари закатил глаза, протянул ей кружку и ушёл в спальню, где уселся на пол, скрестив ноги. Девушка рухнула рядом с ним и привалилась спиной к кирпичной стене. За прямоугольником окна уже темнело.
– Хотите знать, почему я распустила сопли? Забудьте. Вы не поймёте из-за чего тут реветь.
– Обещаете?
– Гарантирую.
– А если меня тянет к непонятным вещам?
Она отставила кружку и усмехнулась недобро:
– Почему бы и нет. Внимайте. Мне пришла повестка из Медицинского Совета.
– Какая повестка? – Кампари нахмурился, соображая, потом неловко рассмеялся. – Та самая? Медицинский Совет счёл, что вам пора произвести на свет нового гражданина Агломерации? Да ладно, – он сознавал, что недвусмысленно рассматривает её грудную клетку под мокрой рубашкой, но вместо того, чтобы отвести взгляд, ещё раз выдал: – Да ладно.
Она не выглядела обиженной, наоборот, оживилась:
– Знаю. Всю жизнь знакомые жалели: «Ой, вряд ли тебе придёт повестка, бедненькая».
– Злорадствовали, то есть.
– Ага. В тринадцать расстраивалась. В шестнадцать вздыхала с облегчением. Оказалось, зря: на последнем осмотре установили, что я отвратительно, безвыходно здорова, и возраст сейчас – «самый благоприятный».
Кампари хлебнул из кружки, чтобы взять паузу. Воспроизводство населения принято было обсуждать открыто, однако теперь ему стало не по себе.
– К сожалению, медики не научились растить новых граждан из пробирок, – он отклонился назад, разминая внезапно неудобные лопатки.
– Если научатся, большинство моих знакомых придут в отчаяние! – воскликнула девушка с едким весельем. – Женская половина интерната с ранних лет грезит, соревнуется, молится перед осмотрами: «Хоть бы меня признали годной».
– Вот и я думал, что это престижно, – заметил Кампари, подавив приступ тошноты.
