– Люсиль, прости, – пока не успел, попри браться, – его слова прозвучали фальшиво, – вчера, позавчера, по приезду столько забот, а скоро мне снова к Камилле, поеду в аэропорт, они улетают все в Англию…, ну…, а собаку мне внук завезёт.
– Да? Что за срочность такая …, и этот отъезд, учебный год только, что только, что начался, они не в курсе?
– У Мотеля умер отец, да…, да всё именно так, сейчас выясняются причины смерти отца, Камилла собирается вылетать всем семейством туда.
– Понятное дело, наследство делить. Того, что у вас, недостаточно, как и дома, что Мотель отстроил и во Франции…, мало ей, бедная ваша английская Мери! Задача «ополовинить» свекровь и лондонский дом?
Владимир Арнольдович, стоя у навесного серванта, потянулся к стеклянной дверце в шкафу, открыв её, взял с полки двухсот граммовую бутылочку коньяка, налив содержимого в рюмку, приоткрыл рот и опрокинул её. «В действительности, насущнее этой проблемы, актуальнее нет ничего. Человеку пьющему, конечно, конечно, не алкоголик – всего лишь из культурной научной среды, который не мыслит свой быт без спиртного, строй поменялся в стране, а привычки людей остались со времён СССР».
– Не знаю, что и зачем, Камилла пусть дальше сама всё решает, меня больше беспокоит её состояние, состояние психики, она стала нервной, на супруга постоянно кричит, сыну она отдельную квартиру снимает, они с ним не ладят вообще.
– Круто живёт твоя дочь, казалось бы, инвалид…, но, вместо того, чтобы заняться своим здоровьем, на которое сетует часто, чем она занята? Ей почему – то становится легче, от того, что причиняет страдания людям – это, как понимать…, как скрытый садизм? Создаёт всем «головняк», почему она ту, что сдаёт, из четырёх комнат не разменяет, нормально? Или чтобы ты оплачивал внуку квартиру, что же тебе, как вижу ничего и не надо, ну понятно, кто на голову инвалид!
– Да, супер, с точки зрения меня, – заключила она, оставив Володю на кухне, тут же прошла в комнату и, переместив клетку с тумбочки на комод, осмотрелась; «все вещи в комнате были на прежних местах как в день отъезда на море, казалось, жизнь здесь без неё замерла, полумрак, словно в склепе, да и дверной проём в виде арки, ведущий в спальню, как в усыпальницу говорил сам за себя.
А за этими окнами столичная суета чуждая безмолвию затхлой квартиры, ей никак не взять в толк, почему там, на юге в небольшом городке; на набережной, на танцевальной площадке жизнь била ключом, а теперь будто застыла. Вспоминалась и женщина с рыжим хвостом и обиженные слова её ухажёра: – «Она всё в поиске генерала, а мои предложения – это не то». Что говорить, кого и к чему убеждать, пока не почувствуешь и не узнаешь, что значит жить с человеком, к которому развивается неприязнь, с каждым прикосновением с каждым днём. Какая разница, кто он генерал или генерал – майор, эти глупышки…, расходуют счастливое время на старую вонь, замшелых отставных генералов, а когда они ко мне прилипают, мне тошно, дошло дело и до анонимных звонков, в памяти возродился сюжет:
– Кто Вам дал мой телефон? Пауза…, а после неизвестный, звонивший, находясь где-то на другом конце провода, заявил, «что у разведчиков, проблем с информацией нет», продолжая рассыпаться комплиментами, приправляя сладким словцом. Несмотря на тон и комплименты того, что представился «древнейшим работником ГРУ», неся какую – то чушь, «что за околесица, что за игры? Мало ли, психов на каждом шагу, вместо того, чтобы отдыхать, в танцевальном зале одолевают расспросами: «Чем занимаетесь, вы откуда? – получая однозначный ответ, – А что сейчас, происходит свидание? – простой способ пресечь любопытство. Зачем посторонним эти подробности обо мне, – Вас какие интересуют детали? – парировала в танце Людмила, или порой, отделавшись просто словами: – А в данный момент, я танцую, – не каждому по душе её объяснение или отсутствие такового. – К чему Ваши расспросы, одна я или может быть с кем-то, понимаете, я выбираю…»
