Игл и змей - страница 3



– О-они меня заставили, угрожали моей семье!


Тринадцатый положил пистолет на стол, слегка отодвинув руку, но так, чтобы собеседник не расслаблялся:

– Господин в своей милости и прислал меня, чтобы помочь Вам, но с одним условием: Вы будете поставлять часть вооружения, – он постучал пальцами по жирному столу, ухмыляясь, когда директор подпрыгивал от этого безобидного жеста. – Взамен мы предоставим охранителей и поделимся пятнадцатью процентами от имущества Синдиката, которое конфискуем чуть позже. Вас устраивает, уважаемый?

– Д-да, конечно! Спасибо Вам большое, спасибо Принцу! – он всплеснул руками и выдохнул.


Тринадцатый поднялся и собирался уходить, но заметил в углу подростка. Даже несмотря на молодой возраст, ростом он превосходил не самого низкого Принца. Парень опустил голову и неудачно прикрыл синяк на мускулистом плече. Пальцы ребенка покрывали следы от мозолей, а под носом скопилась грязь – вовсе не был похож на сына. Однако это были личные дела партнера, в которые Принц не желал вмешиваться, чтобы не наживать врагов больше, чем уже имел. Подходя к двери, спиной он словил заинтересованный юный взгляд и вышел, впустив в кабинет несколько искр…

Глава 4.

Следующим вечером после празднества Третий вернулся в деревню, спрашивая о той блондинке, с которой встретился в полночь, но получал лишь маловразумительные ответы, что такой никто не видел, и с ним дары несла вовсе средних лет брюнетка. Поток эмоций бурлил в нем, что за глупый розыгрыш? Юноша бегал от дома к дому, но так и не нашел ответа. Даже вороны, сидевшие на каждой крыше, в предвкушении клацали клювами и смеялись над Третьим. Он сходил к обелискам, к тому берегу – всё было таким, каким он и надеялся увидеть: бездушным, незыблемым и одиноким. Трава у речки не была притоптана в том месте, где ее пряди касались земли, и лед не сковывал омут, в котором ее пальцы ласкали грудь, словом, ничего не напоминало о том свидании. Быть может, ему все привиделось? И вправду, кто ж назовет его шрам красивым?

Вернувшегося в казармы майора ждал еще один неприятный сюрприз: когда он достал вчерашнюю распашонку, какой-то рядовой проходил мимо, запнулся и пролил чай на ткань, которая до этого могла хранить нежный запах незнакомки. Третий от злости приказал недотепе выдраить пол казармы до блеска и вычистить сортир.

Той ночью ему снилось что-то тревожное, но поутру он не мог вспомнить и кадра, хотя чувство осталось, как и томление по ушедшему: тот сон был последним в его жизни.


Тревога усилилась, когда поступило донесение, что ту самую деревушку разграбили. Во главе отряда Третий выдвинулся к тлеющим домам и ещё на подходе запах сгоревшей плоти навеял дурные воспоминания столь далекие, гораздо дальше, чем война, что казалось невозможным: конфликт сопровождал его всю сознательную жизнь. Солдаты искали выживших, но находили лишь обугленные тела тех, кто не успел выбраться из хижин и трупы с завязанными за спиной руками на улицах. Третий, обходя пожарище стороной, набрел на центр поселения, где была вырыта братская могила.

Офицер оскалился, гневно пнул кладку колодца, вырытого рядом, и ужаснулся. На веревке вместо холодного железа висела девушка с бледным венком, продетым через поседевшие местами золотые волосы, а губы, что ещё вчера так сладко пели, были изрезаны в омерзительной пародии на маску трагедии. Третий закричал так, словно она могла бы услышать эхо, пытавшееся коснуться ее кожи, но отраженные отзвуки лишь утопали в кровавой бездне под ней. Беспомощное тело всё также качалось, не замечая его. Юноша пообещал, что покарает тех, кто это сделал…