– Кто же прав?
– Один Бог ведает. Я-то скажу за князя, но казаку вместе с землёй было пожаловано личное дворянство, и дело может дойти до Сената. Желаете ли, можно обо всём поподробнее у князя узнать – он в своём имении сегодня вечером ассамблею устраивает, всё наше общество соберётся, кушанья будут французские, турецкие, рекомендую.
– Ассамблеи мне нынче посещать недосуг. А что, Перещибка – смутьян?
– Нынче нет, пообтесался, а когда только у нас поселился, лет десять тому, да, бывало. То крестьян казённых в Берёзовке обидит, то купцов на дорогах пощиплет, с ним в ту пору дюжины три казаков было.
– Три дюжины? Ого!
– Должно быть, теперь меньше, разбежались казачки, когда Степан озоровать перестал.
– Однако ж, мне может понадобиться войсковой наряд. Сколько у вас в Боброцске солдат?
– Один, и тот – калека колченогий.
– Как же так?
– Его превосходительство господин губернатор уже год как забрал солдатушек к себе в Воронеж. Всё ищут ватаги разбойников, что наводят страх на все окрестные уезды. Хотя уж три месяца о них не слышали, но господин губернатор пока разъезды не распускает.
– Кто же поддерживает порядок?
– Его сиятельство Борис Константинович выделил дюжину человек. Людишки вышколенные, я их еженедельно наставляю, и в городе у нас тихо-покойно.
– Что ж, видно, мне всё же стоит поехать к князю на приём.
– Вот и славно, гостей созывают к семи часам, я за вами заеду. Или, если желаете, останавливайтесь у меня. Уверяю вас, будет очень удобно.
– Благодарю, но нет, не желаю вас стеснять. К тому же я задержусь здесь всего лишь на одну ночь.
– Что ж, воля ваша.
Капитан-исправник отбыл, а довольный задержкой Тихон начал переносить поклажу в трактир.
– Барин, надобен ли я вам буду на ансамблее?
– Думаю, нет. Полагаю, у князя достаточно слуг.
– Дозвольте тогда себе постой подешевле сыскать, а то двадцать копеек с души за ночь это озорство, этак и захудать недолго.
– Поищи, поищи, а ещё расспроси у неё про местных знахарок, ведуний и прочих, коих считают ведьмами.
– Расспрошу, расспрошу, всё узнаю, – радостно сказал Тихон и отправился на примеченный по пути двор.
* Гашник – женский пояс.
Ранним утром, когда рассвет ещё только-только позолотил верхушки деревьев, путники уже собирались в дорогу. Кто-то завершал завтрак, кто-то скатывал одеяла, а Фёдор делал Николаю перевязку.
– Эка меня угораздило, – посетовал раненый, глядя на распухшую ногу. – На вот теперь, гляди на собственное своё скудоумие.
– Да, думаю, придётся тебе ходунки смастерить, – сказал Фёдор. – Дёма, сруби подходящее деревце, а лучше пару.
– А что я-то? Нашли себе, что ли, молодого? – возмутился злой с утра Демид.
Ворча себе под нос, он рукой опустил на землю подскочившего было Олега и направился к ближайшим зарослям. Мимоходом плюнул в сторону трёх серых кучек – всего, что осталось от нечистых – и принялся за дело. Несколько сноровистых ударов, и молодое деревце с крепким толстым сучком, как раз под руку, превратилось в костыль – армейский тесак незаменимая вещь в походе.
Демид сунул ходунки пятками в угли костра и присел рядом.
– Паря, что ж от тебя и слова-то людского не слышно? – напустился он на Олега.
Парень в это время жевал и только виновато развёл руками.
– Убогий он – немой, – пояснил Николай, вертя в углях свои новые деревянные ноги.
– Вон оно что… – тон Демида сразу потеплел. – Как же тебя к нам занесло? Жил бы в какой обители, среди монахов.
