Она была виновата. Возможно, имело смысл обратить внимание стража на это. Не стоило идти одной в то кафе. Но ей казалось, что со стороны Мадлен ничего не может угрожать. Какая дурацкая мысль. Так можно вообразить, что каждый человек, с которым она познакомилась в этом мире, мог представлять угрозу.
Безумие какое-то. Но если вспомнить о Теренции и управляющем. Об Антонио. Нет, мальчик не виноват. Ребенок не мог замышлять такие вещи. Его заставили. Так же как заставили Карен…
– А Мадлен?
Дана не хотела и не могла назвать бывшую подругу новым именем. Хотя и подругой ее назвать было сложно. На самом деле она ничего о ней не знала.
– Тебе надо быть осторожней. Кровь дракона, конечно, великая сила, но даже она не спасет от удара в спину.
Страж, который призывал ее быть осторожней! Дар заставлял сердце метаться от боли!
– Какая пустота, серость там внизу! Куда они идут? Зачем?
Дана отвернулась от мужчин и прошлась пальцами по трещинам перил. Обида. Какая невероятная сила в этом чувстве. Она вздохнула глубоко-глубоко и выпрямилась, стараясь не показать, что страх нашел путь к ее сердцу.
– Это манифестация женщин. Эмигрантки из Тира и других азиатских городов. Они требуют, чтобы их мужчин не преследовали за забастовку, и чтобы им позволили жить по-человечески.
Она шмыгнула носом и увидела перед собой платок, белоснежный кусочек ткани в руке мужчины.
– Ты все еще забываешь, что я чувствую все.
Это было ужасно и отвратительно. Хотя могло быть прекрасно.
Дана вытерла нос и уголки глаз. Потом демонстративно выпустила платок, и он раненой птицей поплыл за ограждение и, медленно кружась, скрылся из вида.
Дар постучал пальцем по груди напротив сердца, и ее охватило отвратительное чувство вины. Чувство, которое было ей слишком знакомо, и от которого она почти избавилась.
– Мадлен просто села в экипаж и уехала. Наши люди решили, что так и должно быть. Ведь они знали ее раньше, знали, что Мадлен твоя подруга. А ты спокойно осталась сидеть в кафе.
«Она моя подруга. Она хотела меня отравить. И она влюблена в человека, который не любит меня».
– И почему же я не умерла? Или… Почему я просто не сошла с ума?
Мужчины вновь переглянулись. Казалось, они недоумевали, поражались ее глупости. И одновременно не хотели говорить о такой общеизвестной, простой истине.
Наконец ее страж ответил. Огонь таился внутри и готов был опалить ее. Возможно, так было бы даже лучше.
– Но ты же сама сказала. Капля крови упала в чашку.
Она готова была задушить его за эту медлительность, за слова, которые застревали где-то на полпути.
– И что же?
– Все, чего коснулась кровь дракона, не способно принести вреда.
Она обернулась к Ярне. Страж матери произнес это как произносил молитву, а не своим обычным пренебрежительным тоном. Он выговаривал слова, закрыв глаза, и бледность покрывала его лицо подобно налетевшей снежной буре.
Дана обняла себя руками. Не смотреть и не слышать. Возможно, весь этот мир только и ждал, чтобы вкусить крови. Но не в этот раз.
– Ярне, тебе не кажется, что у нас слишком мало людей? Вы с Даром не в состоянии охватить все.
Кажется, они ожидали от нее чего-то совсем иного. «Дар, ты совсем не понимаешь меня!»
– Я тоже так думаю.
Мелодичный голосок Ковентины зазвенел, словно удар морского гонга, разорвавшего тихий шелест волн. Увлекшись беседой, они совсем не заметили, как Присягнувшая вышла на балкон.
