Дана подняла руку и коснулась лица. Губы обожгла внезапная боль, и она несколько секунд с недоверием рассматривала свои пальцы, испачканные красным. Соленый привкус не оставлял сомнений – это была ее кровь. «Как он посмел»?
– Какого черта? Какого черта ты творишь?
Дар молчал. Что она видела сейчас в нем? Бледное лицо с запавшими глазами. Кажется, румянец никогда не касался этих щек. Она почувствовала, как лихорадочно билось его сердце, почти так же, как ее. И боль, которая переполняла его, также звучала в ее груди. Боль обладала одним удивительным свойством: она заставляет забыть обо всем, кроме нее самой. Она способна была заполнить весь мир, вытеснить все, что окружало тебя, заставляла все, что окружало тебя приобрести один серый цвет отчаяния.
Как, в какой момент это произошло, она не могла вспомнить. Не понимала. Он сжимал лезвие ножа с драконами, и их зубы обагрила его кровь. Эту боль она тоже чувствовала, как свою.
Амулет все также сверкал ослепительным блеском, и это сияние затмевало сознание. Он отражал их чувства, или просто показывал, что страж и дракон ни на секунду не перестают помнить друг о друге. Разве это не одно и то же?
– Ты устала.
Конечно, он прав. Она устала от странных чувств и необыкновенных схваток с неизвестными людьми. Их кровь смешалась в очередной раз. Дана разжимала его пальцы по одному. Это оказалось совсем непросто, страж был сильнее. Он вообще был сильнее во всем. Но она старалась изо всех сил, не обращая внимания на людей, собравшихся вокруг.
Вновь пошел снег. А он все еще противился ей. Сопротивлялся изо всех сил. Нелепая ситуация. Он не должен был этого делать, страж обязан исполнять то, что решил за него дракон. Просто исполнять. Его клятва звучала именно так. Или по-другому. Наконец он согласился.
Теперь было больно вдвойне. В бесплодных попытках она изрезала все пальцы. Ковентина тоже пришла посмотреть на их борьбу. В ее сторону Дана не могла позволить себе взглянуть даже на секунду. Как же она попала в такую ситуацию?
– Я устала.
Выдавив короткий смешок, Дана вновь закрыла глаза и позволила стражу заняться своими прямыми обязанностями. Дар подхватил ее на руки, и она уже вновь плыла в лодочке его объятий. Нырнуть вместе с ним в облака, как это было бы прекрасно, жаль невозможно.
В этом заключалась вся нелепость и странная усмешка судьбы. Все называли драконами тех, кто способен летать, распластав крылья, пускать языки всепожирающего пламени. Тех, кто мог пугать одним своим чудовищным видом.
А сами они, освободившись от своей чудовищно-прекрасной брони, называли драконом ее, присягали в верности и готовы были посвятить жизнь служению.
Дана прикусила губу. Боль от порезов давала о себе знать, и руку жгло невидимое пламя. Неужели она могла ударить своего стража кинжалом? Что изменилось в ней за эти месяцы? Неужели эта сука, которая стремилась к власти и готова была использовать для достижения своей цели всех окружающих, неужели эта бессовестная, лицемерная женщина это она, Девана?
Снег валил хлопьями, и она радовалась, что растаявшие на лице снежинки скрывали крохотные, капли влаги.
