– Я не буду плясать под чужую дудку, я найду тебе сосульку и верну друга.
– Я найду тебе сосульку, я найду тебе сосульку. Тьфу блин. А что, если я откажусь от того, чтобы сосулька падала мне на голову с большой высоты снова.
– Я заточку с собой возму и пырну тебя, ты ослабнешь и тогда Евгений высвободится.
– Да какую заточку, сказачный ты Иван, где ты ее возмешь, блин?
– Заточку сделаю из простыни.
– Да не делается заточка из простыни, она просто сгорит у тебя, Иван Дурак.
– Ха-ха, очень смешно, ты проверяешь меня, да? Я-то знаю: я умный, а ты вот врешь сейчас, да? Ты научил меня, что слушать только себя надо. Я сказал – я умный, значит, я умный. Никто не дурак.
– Дебил, бл… ть, ты значит. То есть то, что сейчас мы с тобой разговариваем, это ты только себя слушаешь?
– Что? Ээээ.
– Ты меня слушаешь, потом что-то говоришь, ты еще не полностью усвоил урок, Иван, иногда нужно слушать людей, иначе ты останешся полностью один и будешь выглядеть глупо, ведь по твоей логике, диалоги тебе не нужны, юный ты диктатор.
– Ты прав, Даниил, я понял, что ты имел ввиду. Я не буду слушать тебя, ты слушай меня. Если я тебе говорю, что нужно это делать, делай.
– Не буду я тебя слушать, Иван, не превращайся в тирана, будь добрым, каким ты….
– Помолчи и послушай. Если не будешь слушать, я разобью стекло и порежу тебя, и тогда, наверное, Евгений вернется. Скажи мне спасибо, что я помогаю тебе отправиться обратно.
– Спасибо, что помогаешь мне отправиться обратно.
Ко мне подошел медбрат.
– Там к тебе пришли, как всегда иди открывай окно, пообщайся.
– Какое окно?
– В палате у себя, дебил, харэ им прикидываться.
– Да уж и Вам доброго дня.
Я пошёл к окну, и даже тут Иван следовал за мной. Как только я открыл окно, то увидел женщину. Она была пьяна и с каким-то армянином в спортивках. Затем она начала говорить:
– Женечка, прости меня, ты, наверное, сам все понимаешь, прошло три года. Врачи не знают, когда тебя выпустят. Говорят, у тебя снова начались припадки. Прости, Женечка, что не дождалась тебя.
– Э. Я прощаю тебя, дорогая. Все хорошо. Я тебя прекрасно понимаю. Все, мне пора пить таблетки, врачи уже зовут.
– Постой, Женечка, это Олег, он заботится о нашей семье. Скажи, Олежа, что-нибудь:
– Жека, рад знакомству.
Я подумал: как же он меня уже бесит, сука эта армянская.
Он продолжил:
– Я позабочусь о девочках и Павлуше, как только ты выйдешь, я уеду к себе в Ереван, а девочки с Пашкой останутся с тобой.
Я подумал, что пора этот театр заканчивать, мне лишь валюта местная нужна, чтобы получить красные таблетки. Пожалуй, подыграю им, будто я душевно больной.
– Все хорошо, Золотко, я не скоро выйду, не беспокойтесь, у меня все хорошо, токо приносите мне сигаретки с вкусняшками. Всё, пока-пока, продолжайте жить без меня.
Я даже окно не успел закрыть, как услышал, что он говорит моей жене:
– Я же говорил, что он больной, вот видишь.
– Олежа, зря я тебе позволила прийти сюда, а вдруг он переживать будет и ему еще хуже станет, что мы ему скажем, когда он выйдет, куда он пойдет?
Закрыв окно и повернувшись к местным так называемым душевнобольным, я отметил про себя полнейшую тишину вокруг и сочувствующий взгляд каждого из них, за исключением мистера аппатии. Я сказал:
– Чего смотрите, им нужно продолжать жить без меня, а я выберусь, и они мне не нужны. Евгению будет лучше без этой бабочки! Всё!
Многие с грустью охнули и начали заниматься своими делами.
