Марсен мстительно закивал в знак поддержки. Мелкий подхалим даже не догадывался, что сейчас этим никого не проймет.
Лазарь поднял глаза на старинные каретные часы на каминной полке. Уже час, как Яника в инсоне одна.
– Виноватых начнем искать, когда будет в чем обвинять, – сказал он. – Сейчас от вас требуется помочь мне вписать в пробелы что-нибудь умное. Очень скоро придется вернуться в этот гребаный Сайлент-Хилл[3], и вернуться надо с чем-то. Найдем – у девчонки появится шанс, а нет – тогда и будем косить под Матвея и искать виноватых.
– Пообещаешь извиниться, – потребовал за спиной голос Дары.
Лазарь обернулся. Девушка прислонилась к одной из колонн, отделявших гостиную от прихожей. Заостренное личико в окружении пышной шевелюры источало смесь нетерпения и злорадного триумфа.
– Обещания вперед дают только дети и идиоты. Причем вторые происходят из тех, кто застрял в первых.
– Для взрослого тебе бы не мешало знать, что душ следует принимать чуть чаще одного раза в неделю, – парировала Дара и подошла к мольберту.
– А ты как женщина, знающая толк в настоящих мужчинах, должна понимать, что «могуч, вонюч и волосат» – это не про вас о нас.
Дара забрала из рук Лазаря маркер, оцарапав взглядом, полным хладнокровного презрения.
– Я только что смотрела инсон, – сказала она, сдергивая с маркера колпачок. – Заглянула в это их передвижное шапито, и угадайте, кого там встретила?
– Своего бывшего шапитмейстера? – предположил Лазарь.
– Того светленького мальчика, что вечно таскался с вами. Я видела его, когда заглядывала проведать Лазаря вчера вечером. Мне повезло, потому что в этот самый момент он разговорился с мужчиной, который показался мне смутно знакомым…
– Знакомых в инсоне встретить нельзя, – возразил Лазарь, – только похожих.
– Я подслушала разговор. – Дара ткнула острием маркера в наконечник стрелки, берущей свое начало из слова «лагерь». – И поняла из него… – вертикальной дугой она соединила наконечник со стрелкой, выходящей из слова «отчим», – что он и правда похож – на Николая Валуева! Наверное, поэтому он у них там начальник охраны. А это, почитай, начальник всего лагеря.
Какое-то время Лазарь тупо таращился на мольберт, как если бы Дара изобразила на листе краткое и красивое доказательство теоремы Ферма, а не кривую линию. Потом старинные часы на каминной полке снова напомнили ему о Янике.
– Неплохо, – сухо похвалил он. – Вот бы еще объяснила смысл своей закорючки. А то мы просто как бойцы СОБРа: знаем, что нужно делать, но понятия не имеем, почему это делаем. А если мы не в курсе, то как объяснить Янике… – Тут он осекся и умолк, разглядев, наконец, лица друзей. – Я извиняюсь, ладно? Извиняюсь и прошу прощения. Сам бы я не допер.
– Проснись. – Лазарь покачал Янику за плечо. Она лежала на софе в гостиной лицом к стене, совсем без движения. – Эй, подъем.
Девушка неожиданно перекинулась на спину, и Лазарь невольно содрогнулся. Глаза ее были широко распахнуты, как у покойницы, не успевшей перед смертью смежить веки.
– Я не сплю, – сказала она, и Лазарь увидел, что ее зрачки медленно двигаются. – Мне было так больно, Лазарь, что я не смогла заснуть.
