Игра. «Не спеши узнать чужие секреты…» - страница 18
– Ты с этим согласна? – с восхищенным взглядом произнес Леонардо.
– Я, нет, – ответила я с легкой долей грусти. – Я не понимаю, почему человеку следует ставить телесное выше души и духа. Мне важны христианские ценности, которые воспринимают человека как одухотворенное тело, в котором есть и разум, и душа, который мыслит, существует, принимает сторону света или тьмы. Для меня не существует разума без духа и души.
– Никогда о таком не думал. Мне ближе показать степень сексуальности тела и скрытого желания, которому противостоит разум.
Я помолчала немного, вглядываясь в гладь воды и наши отражения.
– У Вас не так много мужчин моделей, они менее интересны?
– Они более скованы. С женщинами в этом плане легче, в них всегда есть что-то порочное, что-то дикое от природы, чему очень хочется вырваться наружу. Женщины любят соблазнять. Они как ночь.
– В мужчинах тоже может быть демоническая притягательность.
– Да, но это редкость. И она – само собой разумеющийся факт в мужчине, как красота в женщине. Он пользуется этим неосознанно. Женщина всегда стремится стать еще более обольстительной, чем изначально ее создала природа. Отсюда и сексуальное поведение, и одежда…
– И позирование обнаженной, чтобы доказать самой себе силу своих чар, – закончила я мысль художника.
– Именно. Ты прекрасно разбираешься в человеческой природе, – улыбнулся он мне хищно.
– Просто Поль всегда хотел слышать мое мнение относительно того или иного полотна. Когда часто смотришь на картины, приходится много думать и о мыслях автора, и о персонажах, и о человеческой сущности вообще. Это хорошая школа.
– Не знал, что ты так глубоко окуналась в работу своего супруга.
– А Вы думали, я только вела учетные книги и составляла каталоги и описи?
– Честно говоря, полтора года назад я думал, ты вообще была не посвящены в его дела, – ответил Леонардо с каким-то нежеланием и тягостью в голосе.
Мне хотелось сказать, что увязла в них по уши, и сама была соучастницей многих преступления, но говорить это было не разумно, и я промолчала.
– Мы все часто неправильно понимаем картину происходящего. Взять, например, дом, в котором я живу. Один несчастный случай, или просто обыденная смерть, которая могла произойти в любом другом месте, а люди уже начинают говорить об этом. История следует от одного к другому, обрастает подробностями, и вот уже дом считается проклятым.
Он улыбнулся.
– В Венеции много говорят. Это как большая деревня. Жителей мало, в основном приезжие. Каждое новое лицо, знакомое с местным жителем – это повод поговорить. Я уверен, что через некоторое время тебя станут считать моей любовницей.
– Думаете? – улыбнулась я.
– Несомненно.
– Лучше пусть я буду музой. Это – более поэтично, – пошутила я.
Он тоже заулыбался, и опять хищная улыбка заиграла на его загорелом лице.
– И это возможно. Ты похожа на ангела, завораживаешь красотой, – он впивался своими глазами в отражение в воде и говорил без тени фальши. – Только глаза у тебя гипнотические, затягивают внутрь как бездна. Невозможно оторваться.
Я перевела взгляд на окружающее вокруг.
– Вы здесь известны?
– Это в порядке вещей, – пожал он плечами. – Меня даже в газете печатают время от времени на страницах светской хроники.
– Правда? – улыбнулась я нисколько не заинтересованная.
Он кивнул в подтверждение.
– Имеете определенный вес?
– Не то чтобы… Скорее, стою особняком, – усмехнулся Леонардо.