Игра с мечтой - страница 10

А потом опять возвращение в Москву. И всё начиналось по новой. Очень спасала школа. Таня любила школу. Класс был хороший, дружный. И классная руководительница оказалась понимающей. Когда появлялась в школе мама, и требовала от классной применить меры к дочери, которая подделывает отметки в дневнике, или ещё за какие-то обычные ученические проделки, то классная только покорно кивала головой. Но Таня как-то услышала её разговор с другой учительницей и слова: «Бывают же такие родители! Все приходят и защищают своих детей, а эта – «Накажите построже!» А девчонки ведь у неё хорошие, Таня, вот, к примеру. С ней бы позаниматься дополнительно, и в институт сможет поступить, не в пример многим».

Институт для дочерей, однако, совсем не входил в программу Таниной мамы. «Вы здесь живете, а значит, вы должны оплачивать газ, воду, свет, платить за продукты!» Одна вслед за другой сестры поступили в швейное училище в Москве.

Здесь никаких параллелей провести даже не попытаюсь. На юге девочки быстрее развиваются, взрослеют, и то, что для Ланы до сих пор ярко, как будто это было вчера, у меня стерто из памяти почти полностью. Да ещё, как я уже говорила, наличие брата и не шедшие с ним сравнение другие ребята не способствовали моему увлечению противоположным полом.

Единственное воспоминание о лениво просыпающейся чувственности связано с Одессой. Там жили папины родственники, и каждое лето мы вместе отправлялись всей семьёй их навестить.

Что сразу удивляло, так это южное гостеприимство. Не было этого страха московских жителей: «Не дай Бог, кто там опять у нас остановится?!» Нет, здесь были искренне рады гостям. Всей огромной воссоединившейся семьёй мы вечером собирались на ужин. Те, кто в отпуске, днём ходили на море с детворой, а к вечеру, чтобы облегчить жизнь работающих хозяев, делали закупки и готовили еду на эту огромную и прожорливую компанию.

В течение учебного года не случалось никакого отчуждения. Стоило мне, москвичке, появиться, как тут же мои сестры-одесситки делились своими сокровенными секретами, и разлуки, как будто и не было.

Именно здесь я первый раз влюбилась. Это был не пацан, а уже парень. Загорелый и мускулистый, он приходил в соседний двор к подружке моих сестер. На фоне этой подружки я была абсолютной замухрышкой, в чем отдавала себе отчет, а потому и не ревновала, не переживала, и планов не строила. Просто сама себе честно призналась: «Втюрилась ты, Лика, втюрилась!» Я решила отпустить такие же длинные волосы, как у соседки, чтобы следующим летом так же эффектно их собирать красивой заколкой, как это делала она.

Целый год по совету журнала для женщин Советского Союза «Работница»[3] я старательно втирала в волосы кефир, чтобы они быстрее росли и лучше выглядели. Я купила на сэкономленные от обедов деньги яркую и блестящую заколку. Волосы, и, правда, росли быстро и стали плотнее и прочней.

В мыслях я рисовала картину, когда приеду в Одессу, встречу «своего» парня, мы остановимся поприветствовать друг друга и немного поболтать после целого прошедшего года. Я, будто случайно, чтобы поправить волосы, расстегну и сниму заколку, и волосы блестящей волной рассыплются по плечам, и парень забудет про соседку и падёт к моим ногам.

Сладкие мечты! В мае месяце, воспользовавшись чьей-то чужой расчёской в школе, я заполучила несносных мелких насекомых в свою роскошную, добытую упорным трудом шевелюру! Чтобы вылечиться от педикулёза, волосы пришлось переоформить в короткую, к счастью, тогда модную стрижку «гарсон». В переводе с французского, который я учила к тому времени пару лет в школе, это означает «мальчик». И этим всё сказано. Заколка ещё долго будет лежать, дожидаясь выполнения своего предназначения, на книжной полке.