Игра с мечтой - страница 16

Определенная популярность у Тани среди парней была. Среди тех, кто не боялся показаться смешным на фоне её роста. С Таней не было скучно, из-за полноты она не переживала. На диетах не сидела, что ценят мужчины в любом возрасте. Недотрогой, в отличие от сестры, на которую оказало влияние специфическое детство, тоже не считалась.

Однако, сказать, чтобы Таня, как многие другие подруги и одноклассницы, мечтала о любви, поцелуях, объятиях и подобном было бы большим преувеличением. На фоне происходящего дома её основными желаниями были – нормально есть, спать, учить уроки, и чтобы при этом тебя никто не трогал. В общем, спокойствия и, в какой-то мере, даже одиночества хотелось Тане больше всего остального.

В школьные годы отношения с ребятами складывались, к её удовлетворению, как товарищеские. Её спокойный дружественный настрой, заливистый смех, простой, без ехидства или насмешки юмор способствовали тому, что создавалась атмосфера, лишенная кокетства, неловкости или неоднозначности. Парни в школе редко бывают настойчивы, они ещё довольно робкие, поэтому Таня тогда не придавала большого значения тому, что поклонники малочисленны.

Но правила у Тани определенные сформировались. Так, она считала поведение парня не мужским, если он не платил, когда они вместе шли в кафе или если он приходил в квартиру с пустыми руками (как только они с сестрой стали получать какие-то деньги после окончания техникума, сразу же съехали из родительской квартиры).

В силу всего вышесказанного Таню всегда привлекали, скорее, молодые мужчины, чем ровесники. Но и тут не особо складывалось, так как у мужчин к Тане были, как она это сама обозначила, «постельные требования». А ещё ей хотелось быть для них единственной. Соперничать в её планы не входило. Она заявляла: «Я в гареме жить не хочу». Поэтому без волнения и отчаяния спокойно ждала, когда объявится, тот, кто нужен ей и кому нужна одна она. Таня всегда была уверена, что «свой» никуда не денется.

У меня взросление началось по самому жёсткому варианту. Убили моего брата.

К этому времени мы жили в одном районе, но в пятнадцати-двадцати минутах езды друг от друга на троллейбусе. У него с женой уже родилась дочка, и я любила их навещать, так как роднее и ближе Серёжи никогда никого не ощущала. Здесь мне были рады в любое время дня и ночи. Его жена Оля была между нами посередине по возрасту, очень любила брата, понимала, как ей повезло, что он уже состоявшаяся личность и мужчина, ответственный за свою семью.

В общем, когда я появлялась на пороге, то первым делом меня встречали объятия брата, потом меня неизбежно кормили, потом я возилась с племянницей и делилась с Олей эпизодами школьной жизни, разбирала ссоры с подругами, если таковые вдруг случались, рассказывала о своих симпатиях. Серёжа просто был рядом в этой малогабаритной квартире, и само его присутствие создавало в душе чувство защищенности и уюта в душе.

Мы созванивались регулярно по городскому телефону. К счастью, и в нашей квартире, и в Серёжиной телефоны были. Звонками не надоедали, но пару раз в неделю звонили друг другу обязательно. Как раз накануне вечером мы поболтали с Серёжей о моих планах на зимние каникулы. На улице моросил ноябрьский дождь со снегом, и сидеть в кресле с трубкой у уха и представлять, как в первые дни нового года мы вместе с его маленькой дочкой пойдем в цирк, было очень приятно. Поэтому когда на следующее утро, часов в семь, раздался телефонный звонок, и папа, готовясь на работу, сказал: «Лика, возьми, пожалуйста, трубку», я сильно удивилась, услышав голос Оли. Голос был Оли, но звучал он так, будто это была не она. Обычно жизнерадостный, молодой и звонкий, сейчас голос глухо и ровно произнёс какие-то странные слова: «Лика, вы с папой должны приехать. Ты посидишь с Настенькой, а нам с папой надо в милицию. Серёжу убили».