Прекрасный собеседник, сразу видно человека с образованием!
…Утро разрывало СМИ новостями из города П:
«Табурешка в гостях у мэра…»
«Уроки риторики и осознанного гербария с Табурешкой в день города П…»
«Жители города П голосуют за Табурешку…»
А вечером сторож Абрам Иванович проиграл в шашки комоду, закупорил бутыль с уайт-спиритом, проветрил помещение мебельного цеха.
И бросил пить, курить и материться разом.
На поверхности засохшего вулкана стоял стол, рядом ютились воробьиные пёрышки и восседал на краешке дор.
Неказистый сверчок-дор был не стар и даже очень-преочень немолод. Он каждый день просил мать отдать ему стокилограммовый поезд, чтобы улететь на первом облачке в страну невиданных чудес. Ему очень хотелось найти заблудшие налету думы, и гудок поезда как нельзя лучше смог бы ему в этом помочь.
Мать у дора – весьма почтенная сверчиха – была в преклонном возрасте и ничуть не преклонна.
Поезд был ей и самой нужен, для ощущения собственной нужности.
«Зачем тебе эти думы?! – твердила, присвистывая, она. – Так стало неспокойно без них, что я забываюсь и живу спокойно дальше».
Дор, медленно покачиваясь на торчащей из стола щепочке, взывал к непонятному объекту, заблудившему его думы, и нескончаемо дул.
Неугомонная забота поиска придавала ему значимости.
Мать восхищалась, а сын почётно переливался в лучах славы.
Даже стих придумался:
Гор не видно, лишь вулкан,
На столе – чудной чулан.
Снизу – щепка, справа – пыль,
Дор сидит, жуя имбирь.
Мать преклонна, поезд рядом,
Вычурным светит нарядом.
В неспокойствии живёт,
Дзен, как может, познаёт.
Думы сын свои колышет,
Ищет что-то, сам чуть дышит.
Все довольны и при деле,
Пусть и в странной канители.
Картина вызвала бы бурное недоумение у случайных путников, но в каждом абсурде есть свой смысл.
Какой смысл увидели вы? А может, что-то вас удивило больше всего?!
«А пули летят, пули…» – вертелись строчки у Пули, пока она летела вперёд и вперёд.
И вдруг: бумц, дрынц, рикошенц!!!
Что-то булькнуло – и Пуля стала… Булей.
Цель потерялась.
Мягкотелые мысли ошарашенно разбредались кто куда, а Буля всё пыталась дергаться по направлению куда-нибудь.
– Ать-два! – раздалось рядом, и Буля обрадовалась: где-то она это уже слышала, но вот где?
Не хочешь не узнать ответ – не задавай вопрос.
Поэтому она спросила: «Как вы считаете: мне в ать или в два?»
Вопрос был поставлен прямо, в лоб.
Блестящий, гладкий лоб ушёл от ответа, он давно уже собирался уйти, не прощаясь, по-английски.
Вопрос ненадолго повис в воздухе. И с грохотом рухнул на асфальт.
Буля немного поотскребала свой вопрос, но он уже прижился на асфальте, пустил корни, дал побеги. Даже поболтать был не прочь.
– Располагайтесь, прошу вас, отдохните на травке!
– Что-о-о? – рявкнула Буля. – Какой отдых? Покой нам только снится!
И сама испугалась: «Ой, что это я? Или не я?»
И смущённо добавила: «Это совершенно точно: или не я».
– Все вы так говорите, – огорчилась травка, – вот всё сделаю, потом отдохну, всё завтра да завтра. А знаете, какой день завтра?
Она открыла настенный календарь, вырвала листик и подала его Буле.
Буля развернула листок, на котором красовалась надпись: «Завтра».
– Вот именно, – Буля растянулась на травке. – Именно этот день я и имела в виду.
Над ней голубело небо. И только быстрые стрижи, как пули, проносились мимо, напоминая о том, что где-то есть какая-то цель.
