Еще со студенческих, добрачных времен в сознании Кранцева прочно отпечатался, засел и уже никогда не покидал его образ идеальной девушки-мечты, поразившей однажды его воображение в институтской библиотеке: черные локоны, ямочки на щеках, большие яркие глаза, голова прилежной ученицы, склоненная над книгой. Именно такой являлась ему во снах студентка Светлана, излучавшая чистоту тела, мыслей и души. Несколько раз они перебрасывались общими фразами в столовой или в коридорах института. При этом Кранцев почему-то глупо робел, девушка казалась неподступной, неодолимой, так как совсем не кокетничала, держалась просто, дружелюбно, без показного интереса. В те времена, да и потом еще долго Кранцев вообще был неравнодушен к «чистым» девушкам, смотрел им в лицо, а не на ножки или попочку. Он так и не сумел сказать черноволосой красавице что-то вразумительное и, получив диплом, так и уехал на свою стажировку в тропиках, уже сотрудником МИДа. И уже там, на далеком острове в Индийском океане, по прошествии некольких месяцев видение чистого, улыбчивого лица Светланы не переставало покидать его затуманенные тропической жарой мозги. Оставалось лишь сесть и написать письмо. Что и было сделано одним ранним томительным, душным утром. Письмо ушло с диппочтой на адрес институтского товарища, с просьбой передать послание по назначению. Почтового адреса девушки Кранцев не знал. Самое поразительное, что через некоторое время он получил ответ – ничего особенного, никаких девичьих признаний, восторгов, да и глупо было бы их ждать. Просто теплый тон товарища по институту. Но письмо окрылило, и через три дня после возвращения с острова Кранцев с букетиком ландышей и прежним глупым видом уже ждал Светлану на первое свидание у метро «Динамо».
Потом были Дворец бракосочетания имени Грибоедова и пышная свадьба в престижном ресторане «Прага», устроенная, опять же, влиятельной мамашей невесты. На свадьбе оба, обнимаясь и чокаясь со всеми подряд, изрядно набрались и, добравшись до квартиры родителей к полуночи, в маленькую комнатушку, отведенную новобрачным, рухнули на узкую кровать и заснули богатырским сном, не изведав таинств первой брачной ночи. Утром родители на цыпочках проскакивали на кухню мимо их комнаты – чтобы не потревожить молодых, а Кранцев, придя в себя от тяжелого сна, ничего более умного не придумал, как взять плохо настроенную гитару и спеть популярную тогда авторскую песню «Не женитесь, поэты», чем до слез обидел молодую жену. А вечером собравшиеся на продолжение празднества родственники многозначительно, с пониманием дела, лукаво поглядывали на новобрачных, словно пытались в их глазах угадать яркие впечатления прошедшей ночи. И не очень понимали, почему в ответ молодые отмалчивались и хихикали…
Как ни странно, именно долг и нежность, а не секс, своего рода дружба и сотрудничество скрепляли союз Артема и Светланы крепче, чем виртуальные бурные, бессонные ночи постельных безумств и бесконечных объятий ненасытных и опытных любовников. Эта область деятельности так и осталась за чертой напрасных мечтаний, возможно, для обоих. Долг был наваждением Светы, полностью поглотив ее существо, не оставляя места для «плотских утех и наслаждений». «Соблюдать правила и иметь спокойную совесть» – таковы были лозунги Светиной жизни. Оспаривать эти очевидные ценности было непросто и бесполезно, даже если Артем, одержимый в первую очередь поиском нежности, легкости бытия и удовольствий, хотел бы видеть свою жену менее «чистой», а точнее – чуточку более порочной. Хотя бы с ним наедине. Но непримиримая Светлана, вслед за ее мамашей, регулярно корила своего мужа за «порочность», когда он пытался опрокинуть ее на ковер или на стол в неурочное время, прорваться в ванную во время мытья жены или когда, к примеру, немытой осталась посуда. Для «пустяков» существовала ночь, а если сон валил с ног от трудов на работе и по дому, то для неловких объятий оставались лишь короткие минуты поутру, в спешке, чтобы не опоздать на службу. Аннушка родилась у них только через два года.
