Слова лисы звучали разумно и справедливо, только Птица и сама была чудесным созданием, кто бы мог ее провести? Взглянув с упреком на красивую Лису, она сказала:
– Просто хочешь подраться, а?
– Твоя правда, маленькая госпожа! – без всякого смущения созналась Лиса, рассмеявшись. – Говорят, у нас, лис, нрав буйный, беспокойный и полный обмана. Но в память о своем учителе я не даю себе воли: веду жизнь благочестивую, не разбойничаю, никого не дурачу, не причиняю бед и несчастий, поединков ради забавы не затеваю. Веришь ли, скучно бывает – сил нет. И как же мне теперь упустить такой счастливый случай, когда твой товарищ сам на драку напрашивается? Ведь напрашиваешься? – поворотилась она к Кочевнику.
– Да, – без колебаний отвечал ей Кочевник.
Лиса улыбнулась, и в груди его будто узел какой вдруг развязался, стало легко, хорошо. Значит, все он правильно сделал.
– Знаешь, на рассвете берег моря делается непереносимо прекрасен, – сказала Лиса и впервые, пожалуй, посмотрела на него без досады. – Подобной красоты не передать словами, и кисть бессильна запечатлеть ее, и память не может вполне удержать. Если бы мне предложили выбрать место для смерти, я захотела бы увидеть рассвет на морском берегу. Давай там будем биться?
Кочевник просто кивнул.
Он-то думал, что стоило бы выбирать место для жизни, а для смерти любое сойдет. Но девушки часто бывают капризны, слишком разборчивы и много беспокоятся о пустяках. Взять хоть его сестер. Или ту же Птицу. Да и пусть их, ему что ли жалко?
Птица сидела на ограде, взъерошенная и тревожная. Когда Кочевник подошел, чтобы взять ее на предплечье, отчаянно зашептала, вытянув шею:
– Ах, какой ты! Зачем, ну зачем сразу драться полез?! Кто так делает? Надо было по-другому! Ведь она говорила о любви!
– Кто? – удивился Кочевник.
– Да лиса же, дурень! – прошипела ему в ухо Птица. – Для начала неплохо бы и влюбиться. А, чтобы влюбиться, все-таки и видеться нужно, и поговорить хоть немножко – вот как она говорила! Так мы бы и остались пожить в этом городе у моря, чтобы тебе с лисой этой познакомиться, а потом…
– О! – только и ответил Кочевник. А и так, наверное, можно было! Стоило бы ему слушать эту лису внимательней, а не только глазеть на нее. Но теперь уж ничего не поделаешь. Сказанного слова-то не проглотишь, и поединку быть. Так он Птице и сказал:
– Теперь уж ничего не поделаешь. Забирайся, пойдем, – и подставил ей руку.
Но Птица все не унималась.
– Не ходи, отступись, откажись! Ведь это лиса! Демон! Могущественный дух! Ты всей ее силы не знаешь! Нет человека, который против нее может выстоять. Тебе ее не одолеть! – и, чуть не всхлипнув, добавила: – Пропадешь ты! Погубит она тебя, ох, погубит!
– Раньше смерти не хорони, – Кочевник легонько щелкнул Птицу по клюву. – Если эта лиса моя суженая, так, глядишь, и одолею?
Птица исподлобья, взглянула на него и тихо, устало молвила:
– Ас чего же ты взял, что эта лиса – твоя суженая?
– Ну… она ведь может обращаться в бобра? Просто не хочет. А, если захочет, то…
– И дались же тебе эти бобры, в самом деле! – в сердцах воскликнула птица и глаза ее полыхнули гневным золотом, но и тотчас печально угасли. – Нет, прости. Все из-за меня. Я одна виновата. Если б я могла отнести тебя прямиком в Поднебесную страну, не пришлось бы нам бродить по городам и весям, и тогда ты не встретил бы эту лису, а я…
– Да кому нужна эта Поднебесная страна, – сказал ей Кочевник, а про себя подумал, что, и правда, никому не нужна – раз лиса эта здесь.
