– Для тебя да.
– Если я пишу музыку, это еще ничего не значит. Да и давно я ее не писала…
Я запнулась – не готова была обсуждать даже с Луно мои отношения с музыкой. Там, рядом с ним, я смогла наконец-таки насладиться тишиной – отсутствие музыки постепенно переставало меня пугать, даже наоборот – прибавляло сил.
Луно снова замолчал. Я продолжала наслаждаться шоколадом. В этой зловещей тишине я слышала свое дыхание и биение сердца. Однако рядом с Луно было так хорошо и спокойно, я чувствовала себя под защитой. От чувства одиночества и отчаяния не осталось и следа.
– Ты можешь задать мне любые три вопроса, – через некоторое время проговорил Луно.
– Хорошо. Как твое настоящее имя?
– Только не такие вопросы. Подумай, что для тебя на самом деле важно? У тебя есть всего три вопроса, не трать их впустую.
– Где мы?
– Разве для тебя это важно? Ты скоро сама это поймешь. Давай еще раз попробуем. Итак, твой первый вопрос.
Я закрыла глаза, держа в руках чашку. Она была горячей и слегка влажной, в кофейне было тепло, даже жарко, но меня вдруг снова пробила дрожь. Мы оба замолчали и тут, в этой бездонной пугающей тишине я отчетливо услышала тиканье часов. Они тикали так громко, словно целая рота солдат вышагивала в ряд. «Здесь тоже есть время», – подумалось мне. Интересно, который час? Я посмотрела в сторону, откуда слышалось тиканье, и увидела круглые часы, выполненные под старину, с трещинками и пятнами. Восемь часов, примерно 42 минуты. Я стала прикидывать, сколько могло быть, когда я вышла из метро. Декорации начали плыть, наш столик закружился, а пространство вокруг теряло очертания. В тишину ворвался все нарастающий шум.
– Зачем? – только успела крикнуть я, когда Луно еще сидел напротив меня. – Мой вопрос: «Зачем?».
Не уверена, что он меня услышал, шум поглотил мои последние слова, и я снова оказалась одна с пакетами на улице. Мимо проходили люди, ездили машины, ветер продувал насквозь. Я еле-еле дошла до дома. Родителей, как всегда, не было. Папа еще лежал в больнице, мама работала.
Не переодеваясь, я легла на кровать и моментально уснула.
Действительно, зачем?
Болеть Салли не любила. Ей вообще казалось странным, что ангелы, как и люди, могут болеть. Лежать с температурой несколько дней подряд, стонать от боли и даже пить микстуру фиолетового цвета «Сила есть». К счастью, болела юная мисс Босс не часто, но вот после совещания пролежала почти без сознания целых три дня. Все это время ночная фея заботливо измеряла температуру, подправляла подушки и подливала в бутылек «Силу».
Пузырь дежурил днем. Они с Зеленкой (конечно, когда не слышала миссис Босс) пели для Салли оздоровляющие и исцеляющие песни. Зеленке особенно нравились строчки «Вот тебе завет, танцуй и пой, сверкай, Укрепляй иммунитет и дело в шляпе – знай». Пузырь же переживал, что Салли никак не приходит в себя, и поэтому даже веселые песни у него получались грустными.
Миссис Босс заходила проведать дочь каждый час. Она держала Салли за руку, трогала лоб, качала головой и минут через десять уходила, убедившись, что Пузырь рядом. Мистер Босс за это время так ни разу и не пришел, домой он возвращался поздно: дело мистера Джоуля не давало ему покоя. Родители уже собирались вызвать на дом главного целителя из Вселенского комитета, но на четвертый день после совещания Салли наконец-таки пришла в себя.
