Игра в саботаж - страница 24

– Хм… – Емельянов вдруг почувствовал, как под его ногами разверзлась пропасть: все его предположения разбивались в пух и прах. – Тогда для чего, по-вашему, это было? – уставился он на инженера. – Кто и с какой целью подложил взрывчатку?

– Думаю, это был теракт против советской власти, – пожилой человек смело встретил его взгляд. – Игра в саботаж, – произнес он четко.

– Так, – Емельянов облизал мгновенно пересохшие губы, – вы говорили кому-нибудь об этом, кроме меня?

– Говорил, – кивнул инженер, – говорил товарищам из органов госбезопасности. Они очень внимательно выслушали мои слова, кое-что записали, да и только. А это очень важный момент. Если в доме действительно жил такой человек, вам, как карательным органам, обязательно нужно установить его связи и личные данные. Все это может нести опасность.

– Да, согласен, – опер деланно кивнул. – А вы, может, подозреваете, кто это мог быть? Кто-то из ваших соседей?

– Да что тут гадать! – вдруг вмешалась одна из женщин, сидевших в первом ряду, похожая на торговку с базара. – Псих этот был, с пятого этажа! Тот, кто сгорел!

Читая оперативную разработку, Емельянов уже знал, что при взрыве погиб некто Тимофеев, преподаватель Политехнического института, 45 лет. Жил один, женат не был, коллеги по работе и соседи считали его странным. Он стал единственной жертвой взрыва, так как утечка газа, судя по всему, произошла именно в его квартире.

– Так, – опер тяжело вздохнул, чувствуя, что снова проваливается в какую-то бездонную яму и про себя кляня свое начальство чем попало. – Вы хорошо его знали?

– Я? Нет, видела всего пару раз. Но по нему сразу было видно, что он чокнутый.

– А ведь она правду говорит! – вмешалась еще одна женщина. – Я его вечером, когда взрыв произошел, в парадной встретила. Аккурат за час до взрыва. И перепугалась.

– Почему? В каком он был состоянии? – Емельянов все-таки сделал пометку в блокноте, хотя десять минут назад думал, что этого не придется делать, что вся история – сплошной пустяк.

– В страшном! – Женщина сделала трагическое лицо. – Глаза у него были совершенно безумные. Смотрел – и словно ничего не видел. Совсем стеклянный взгляд. Я сначала подумала, что он пьяный, так как он еще и шатался, и припадал к стене. Но потом принюхалась – запаха алкоголя не было. А еще он бормотал себе что-то под нос.

– Что именно? – насторожился Емельянов.

– Да я не разобрала! Что-то вроде «они повсюду, они в стене…» Ну бред какой-то. Я еще тогда подумала, что он совсем свихнулся.

– А за две недели до этого, – вступил в разговор молодой парень, – он из окна хотел выброситься, представляете?! Я с друзьями поздно домой возвращался и увидел, как он стоит на подоконнике, в полный рост. Так стоял, словно прогнуть вниз хотел. Я уж было думал бежать к телефону-автомату, звать милицию, скорую. А он с подоконника сошел, и все. Помню, я еще тогда подумал, что у нас в доме чокнутый завелся. Надо бы сообщить, куда следует, чтоб на лечение его отправили, что ли. А потом вдруг – бац, и взрыв…

Тут все снова заговорили одновременно, и Емельянов понял, что затронута тема, которая интересовала всех. Было очевидно, что люди, пострадавшие от взрыва, говорили и думали об этом не один раз. Он дал им всем выговориться, подождав минут пять, а потом снова поднял вверх руку.

– Так, тихо всем! Снова говорит кто-то один. Кто из соседей знает, с кем общался этот Тимофеев? Может, он дружил с кем-то в доме? Ходили в гости друг к другу чаю попить, например.