Теодор понял, что это было. Первая весенняя песнь. Он проснулся рано, потому что наступил великий день. Имя ему – Мэрцишор. Первый день марта. Наконец-то после лютой стужи пришла долгожданная и прекрасная Весна.
«Отцу бы понравилась эта песнь», – подумал он.
Лазар всегда хвалил его за новые мелодии. Он считал, что в музыкальном умении Теодора есть нечто особенное. Тео вспомнил о родителях, и его сердце сжалось. Он не понимал, где искать родных. Живы ли они? Ему стало очень одиноко.
Теодор увидел на небе точку – с севера летела одинокая птица. Какой-то филин услышал пробуждение природы от спячки и спешил в лес. Тео вспомнил о своем друге и зажмурился, чтобы не расплакаться. Сердце сдавила печаль, но тут же отступила. Теодор глубоко вздохнул и сказал вслух:
– Теперь все будет хорошо. Теперь будет весна!
Он ощутил легкость в груди – весть принесла облегчение. Не только он оттаял в этот день, даже древнее зло в Мэрцишор стихает, внимая общей радости, и тьма отступает. Теодор, забывший, когда улыбался в последний раз, сам себе удивился, обнаружив, что радостно скалит зубы на восход.
Далеко внизу, на окраине, Теодор заметил какое-то движение. Серая фигурка петляла меж могил, замирала на некоторое время и вновь продолжала путь. Теодор спустился с чердака, подошел и заглянул за надгробие – тетушка Фифика нюхала клювообразным носом рыхлый снег, серым комком лежащий на ладони.
– Чем он пахнет, юноша? – Она протянула руку Теодору.
– Снегом, – пожал плечами Тео.
Тетушка окинула его мрачным взглядом.
– Песней, юноша. Песней!
И, фыркнув, она удалилась.
«Ну и народ!» – подумал Теодор. Он еще не привык к соседям.
Возле северной ограды Тео обнаружил следы, означавшие одно: их владелец танцевал. А невдалеке, за границей кладбища, обнаружилась Шныряла, умывавшаяся снегом, который еще сохранился в тени. Заметив Теодора, девушка сверкнула на него глазами и насупилась.
Тео отвернулся и стал наблюдать за кладбищем. Тут и там раздавался легкий шорох, будто ветер перебирал увядшие цветы. По тропинкам меж замшелых камней бродили фигуры и шушукались. Было видно, что нежители чем-то взволнованы. Из-за ближнего креста показался старик с доской, утыканной гвоздями, и остановился, глядя на рассвет.
– Батюшка, да скажите, что это было-то? – взмолилась какая-то лохматая женщина, сжимая в руке подушку. – Неужто я одна видела… сон?
Нежители принялись наперебой делиться событиями ночи. Они видели сон. И в этом сне, как и у Теодора, присутствовала комета.
– Бог мой, бог мой! – покачала головой Фифика. – Сто лет не видела снов и забыла уже, что такое бывает. Что это значит, Плотник? Ты старший, скажи нам!
Нежители обступили карлика, но тот лишь разводил руками.
– Никогда не увидеть нежителю сны. Странное это событие. Что-то происходит, друзья, что-то неслыханное. Чует мой нос, не потерявший нюх за сотню лет, – грядет нечто великое. А имя ему я не знаю. Нам остается только ждать.
Плотник протянул руку к горизонту, туда, где уже вставало солнце.
– Вот и наступило сегодня. Над землей взошла весна! Давайте праздновать Мэрцишор!
Тео почесал в затылке. Чудной народец, если приглядеться хорошенько, мелькал то тут, то там меж надгробий, темнел у длинных теней… Нежители утверждали, будто горожанам практически невозможно их увидеть. Для этого они должны себя как-то выдать: разговором, следами. Тео никак не мог понять, насколько представления обычных людей соответствовали правде о нежителях, но в конце концов решил: это не важно.
