И прекрасно вроде бы, но как это скучно, когда тебе все объяснят. Действительно, остается лишь деньги зарабатывать.
***
Странное дело, фиаско с Изабеллой и возбудило впоследствии Олега. После больницы с Ребеккой перезванивались, пару раз обедали. Нынче заехала за ним и зашла полюбопытствовать. Теребила книжки, морщила не сочувственно милый носик, оглядывая помещение и намекая на убогость. Олег повеселел.
– Разве мужчина не существенней, коль непритязателен?
– Слова – достоинство слабых.
Олег поиграл:
– А форма только утешение. Неизвестно еще – чье.
Пошли к авто. Ровные пласты туч, оскверненные жалким пятном солнца, отлично студили панораму, в зыбком воздухе висел скользкий бисер дождя. Собака с полуслепыми глазами, явная карга, равнодушно и судорожно лаяла в никуда. «Господи, как это по-русски», – звякнуло в голове Олега.
– Куда мне сесть? – спросил Огарков.
– Куда хочешь.
Почмокав задумчиво, на задоре рядился:
– Сяду рядом и стану тебя разглядывать. Впрочем, лучше сзади, ничего не будет мешать… Однако нет, рядом – больше обозрения… Или все-таки сзади?
Ребекка засмеялась:
– Зачем меня разглядывать, вокруг масса достойного.
– Ничто как облик женщины не тревожит воображение.
– Эй, товарищ! Оставим в покое воображение.
Тут и вспомнилась Изабелла. Олег улыбнулся:
– Оставить? Ни в коем случае, им хотя бы можно управлять.
– Ты озорник!
– Я – он.
После соития – с Ребеккой и произошло – Огаркова потянуло на русское:
– Отчего ты меня выбрала? – спросил, с удовольствием, надо признать, лаская кожу девушки.
– Мне показалось, тебе это нужно.
Олег сперва обиделся, но затем посветлел:
– Знаешь, у нас говорят: жалеет, значит, любит.
Ребекка грузновато повернулась, обняла, горячо дохнула:
– Ну хорошо, мне надо. С тобой я заведомо независима, твоя травма охраняет.
Олег удивился, сначала достаточно безэмоционально.
– Какая травма, с чего ты взяла?
– Все знают. Ты во сне мечешься и имя говоришь.
Стало стыдно, даже отстранился. Однако задумался и присмирел…
Чтой-то меня порой на смерть клонит – желаю обзавестись. У тебя лишней не завалялось?.. Абулия, паралич воли. Или русский сплин? – (русский сплин – ха!) … Впрочем, тут они просчитались, бум жить!
Итак, стану заканчивать. Люди вынуждены были создавать аналог рая на Земле. Изладили Америку – поняли, человечество несовершенно. И все-таки.
Протестантская этика рождает уважение к другому (вот отчего у них любят богачей), это порождает жажду собственной силы. Воплощение – пистолет…
Американец благоволителен на своей территории (иллюзион мудрости, психология пенсионеров) – на деле власть и превосходство. (Справедливости для, социалка здесь – «паблик гудс», общественные блага – за всю ботву, как говаривал мой друг и враг Виталий.) Отсюда в полный рост встает штукерия – янки дает узреть, что такое остальной. Отчего-то мне прежде чуждой казалась простая мысль о точке отсчета. Помнишь? – Христос выдуман для того, чтоб было откуда идти. Америка вовсю показывает взвешенное направление движения человека соответственно управляемости социумов и потенциала личной свободы в исторической перспективе. Тоталитарная самонадеянность (свойственность плебса) и замешанный на прогрессе и цифре индивидуализм американцев, надо признать, более крепкий симбиоз, чем прочие ущербленные издержками архетипа и прогресса же конструкции, – в том числе рефлексия русских. На данном этапе это выражается, по-моему, в простой формуле: не счастье, а комфорт. Рано мы погнались за счастьем. Другое дело: а что же ваще оно такое, и отчего его хоца!
