Жизненная стезя, будем сказать, получила тенденцию «к сливу». А бал продолжался: для полной ассамблеи Виталю огорчил Коля Ташкентский. Отъезжая в Европы, наш герой доверительно возложил на него хохляцкие функции, чем тот попользовался без малейшего пардону. Кидок опечалил Виталия внятно, – притом что, как правило, на происки жребия роптал он хоть и зычно, но не сердечно, блюдя во внимании разновидность собственной деятельности. Словом, после двух венгерских лет воротился в пенаты, претендуя закончить путь здесь – «где родился, там и сгодился».
Напомним о Фартее, примем во внимание иные бяки, в которые просто не станем углубляться, и мы увидим тень грусти на лице нашего персонажа.
Ну и в довершение. Один доморощенный праведник – это совершенно наши дни – не согласился с тем, что Виталий путем поступка изъял у него некую прискорбно хилую сумму. Принялся грозить инстанциями. Дабы начистить тому мурло, Виталий делегировал Волка, но тот угодил в запой и вызвался Франц. По мягкости натуры (у него не выходило соблюдать серьезную мину лица) волонтер рожей не ограничился и основательно повредил здоровье ослушника. Родные возмутились, пошли искать справедливость, все поехало не по норме: склока, нервы (менты сами жаловались: докучают-де, откупись). Виталий пробовал, но папаша очутился принципиальным дураком. Убивать его было никуда и произошла пошлая и нервозная тягомотина. Как ни странно, потянуло на мысли. Наскочив раз на классическое «крепчает нравственность, когда дряхлеет плоть», Виталий пустился порой виновато улыбаться.
ВИТАЛИЙ-КАТЯ
Говорил Виталий Кате:
– Ты вот что, поразговаривай-ка со мной о любви. Имею приязнь к выслушиванию.
– Что я к тебе испытываю?
– Уволь… Предыдущими прецедентами интересуюсь. Как, сколько и почем.
– Кошка у меня была. Сдохла. Жалею.
– Брось. Ваш брат до этого дела страстен. Впрочем, не верю я в женские чувства… Ну верно, верно, случилась притча – обманут произошел. Да ведь и того с кем надула, стервоза, в оконцовке бросила.
– Осталось?
– Нет, ушло. Я и благодарен, впрок получилось. Боле в нутро бабу не пущу. – Посмотрел строго. – Как хочешь это воспринимай.
– Бог с тобой, я не претендую. Калека есть калека.
– Не стыдно тебе?
– Очень не стыдно.
Виталий смирился:
– Мне нравится. А хочешь, с женой познакомлю? Она хорошая.
– Зачем тебе?
– Так, для смеху.
– Для смеху хочу. Я подружусь, я умею.
– А рожать не пробовала?
– Не умею.
– Чего так?
– Не умею.
– Давай я тебе рожу. Для смеху.
Катя хлопнула себя по шее:
– Подлые создания, все нервы истрепали.
– Оно в дело: нервы жизнь коротят, а жизнь скушная…
– Мне кажется, я не люблю детей. Они жестокие. Впрочем, я тоже.
– Наговариваешь.
– Наверное: слова легко говорить.
– Так кроме них и нет ничего.
– Ну, деньги.
– Э-э – пустяк. Я раз с собой неделю два лимона американских таскал. Ни сердцу, ни голове – грусть одна.
– А красивые деньги? Я доллары не видела.
– Понятно, что красивей рубля. – Помолчал. – Съездить разве в Америку. Не довелось. Возьмем и махнем с тобой.
Катя прислонилась:
– Страшно хочу. С тобой.
– Поживем – увидим… – безжалостно пошутил Виталий. Вздохнул: – И почему бабы такие симпатичные?
– Потому что жить интересно.
– Пожалуй…
Помолчали. Виталий поинтересовался:
– Слышь, Катька – а, скажем, песни любишь? Давай споем.
– Про любовь?
– Во-во, только песни петь. – Виталий замурлыкал: – У попа была собака, он ее любил…
