?
В 99м умер отец.
За полгода до этого я приезжала к нему в отпуск. Он был неизлечимо болен. Врачи поставили диагноз: сахарный диабет в прогрессирующей форме. Необходимы были строгая диета и хороший уход. Ничего такого одинокий старик позволить себе не мог. Когда я увидела его, у меня сердце сжалось: кожа да кости. Некогда осанистый, красивый мужчина превратился в развалину. Но он по-прежнему оставался верен себе: грубоватый и заносчивый, сложный в общении и болезненно капризный. Он как будто не признавал жестоких реалий и весь был устремлен в будущее. Хотел достроить новый дом, во что бы то ни стало кому-то что-то доказать. Ни сам недуг, ни полуголодное, нищенское существование не отрезвляли его нездорового оптимизма. В итоге, мы не нашли общий язык, рассорились, с тем я и уехала, то есть, по сути, оставила отца в ужасном положении. Буквально накануне его смерти мне приснился отчётливый кошмар: дом, где наша семья жила до развода родителей, охвачен пламенем. Какие-то незнакомые люди мечутся туда-сюда, вынося из пожарища вещи. Только мы с ним стоим безучастно, словно нас беда не касается. А потом, в какой-то момент я понимаю, что его рядом нет. Был и нет, моментально, как меняются на киноплёнке кадры.
За три последующих года вслед за отцом поумирали дед, бабушка и добродушный старичок-дурачок Андрей – бабулин брат, который нянчил меня маленькую, а когда я подросла, советовал «на летчика учиться».
Помню день, когда я стояла посреди их пустой квартиры, и неотрывно глядя в темно-синее небо, украшенное крупными звездами, думала: давно ли здесь было шумно и весело, звенели детские голоса, пыхтела на плите бабушкина стряпня? А сейчас только стопка пожелтевшей «Правды», которую читал утрами дед, пылится на подоконнике, да старая мебель громоздится по углам, как надгробия. Эта горькая немота, ощущение хрупкости и несправедливой скоротечности жизни навалились на плечи такой невыносимой тяжестью, что перехватило дыхание, и я едва не разревелась навзрыд. Но тут как будто сквозняком повеяло, наискосок от виска, и кто-то невидимый еле слышно выдохнул за спиной:
– Не бойся смерти… Она не для нас с тобой.
4 Временный союз с мамоной
Знаете, что пришло сейчас в голову? Что по сути всё великое питается токами сиюминутности. И именно это роторное вращение вокруг повседневных нужд, смены лиц и задач на сегодня, завтра, послезавтра и так далее, рождает, в конце концов, базисный смысл каждого существования – ту самую почву, на которой всходят сначала осторожные, а затем всё более и более смелые всходы.
Возьмём шопинг. Самое банальное занятие, в котором все мы, естественно, доки. Так нам хочется думать. На базарах с азартом торгуемся, нарезаем круги, сопоставляем цены. Но берём в итоге то, что «вкуснее» выглядит, ибо уже за десять минут пребывания в царстве съестных ароматов разыгрывается настолько зверский аппетит, что напрочь заглушает голос разума. Ещё более характерный пример – с гардеробом. После сомнений и внутренней борьбы таки срываешь с плечиков понравившуюся тряпицу, не соразмерную размеру кошелька. И уже на кассе, прибросив, сколько лишних денег потрачено, начинаешь тихо себя ненавидеть.
Однако поверьте, если волею судеб вы окажетесь по другую сторону прилавка, всё усложнится на порядок. Ваша совесть, какой вы знали её с рождения, станет для вас чуть ли не персоной нон-грата. Это, кстати, совершенно оправданная мера, компромисс. Не забуду, как подвизалась я в челночной торговлишке, и до чего
