– Он испужался, ведь первый раз. Новенький. Ну шо, дуралей? – обратился дневальный к дезертиру. – Ты шо так испужался? Каску надоть одевать с клапанами. На шо она тебе дадена? Я вот здесь сижу и то ее одеваю, а то у меня ухи больные. А без каски можно и чик-чик изделать. Где твоя-то? Чо молчишь?
Дезертир вышел из нервного оцепенения, чуть обмяк и стал потихоньку соображать – что с ним пытаются беседовать.
– Вот, так-то, и ладно. Хорошо, что жив. Судьба сберегла тебя сегодня. Возрадуйся, браток, – суетился дневальный, – надоть его бы развязать, – обратился он к инструктору.
Он в ответ пожал плечами и произнес:
– Вам тут виднее.
Дневальный не спеша распутал дезертира и аккуратно смотал веревку.
– Вот тепереча он и разговаривать могет, допрашивай его, инструктур, а я пойду, делов полно, – и дневальный зашаркал куда-то в темный угол бункера.
Он продолжил допрос. Несколько раз сделал попытку прочесть его мысли, но кроме страха перед грохотом он долго ничего обнаружить не мог.
– Откуда это у него? Дикий, животный, панический непреодолимый страх? – размышлял он. – Наверное, надо копать глубже, может это где-то из детства?
Он перебрал почти всю его память. И только в самом раннем детстве нашел причину испуга – сильный взрыв в доме, где жила его семья. Он без размышлений стер этот эпизод из его памяти, а заодно и первое его пребывание в окопе под грохот «хлопушек».
Вот и лето наступило,
В небе кружится бомбист.
На душе совсем паршиво —
Не играет гармонист.
Всюду камни, пыль и грохот,
Братанов подбили враз.
Сбоку слышен нервный хохот —
У соседа выбит глаз.
Страх проник до селезенки,
В голове один лишь звон.
Санитарочка-сестренка
С поля тащит его вон.
Все затихло, вдруг увяло —
Он контужен – тишина,
А капрал глядит устало
Это, братцы, вам – война.
Он вышел из бункера. Вечер сумраком окутал горы. В недалеке, прямо на еще горячих камнях лежало четыре мертвых тела. Братков, видимо, сильно зацепило «хлопушками». У троих полностью были смыты головы, и узнать их было невозможно. А у четвертого была оторвана нижняя часть туловища. Рядом стоял Капрал и заполнял на планшетке какие-то бланки. Метров в двадцати у начала горной узкой дороги стоял грузовик. Когда Капрал закончил свою работу, санитары погрузили тела в машину. Водитель вышел из кабины, забрал бумаги и с некоторым облегчением – закончились его ожидания – выдавил из себя:
– Слава «ОПРАВУ».
– Служим… служим, – равнодушно ответил Капрал. Отвернулся от машины и водителя и, разглядев его в уже наступившем полумраке, произнес:
– А. стажер. С началом тебя. Вот видишь, ребята не сбереглись. Жалко. Трое от «хлопушек», а один по глупости от «крокодила».
Он доложил Капралу о дезертире.
– Хорошо, – устало ответил Капрал, – отдыхай, стажер.
И зашагал по направлению к бункеру.
– Странная война, странная, – подумал он и поплелся по каменистой тропинке вслед за Капралом.
В бункере было довольно тихо, братва, поужинав, дремала на койках. Дезертир после допроса спал лежа на полу, подложив ладони под щеку, и сладко улыбался во сне. У дальней стены, где висели календари с девицами разных видов, дневальный на одном из них тщательно зачеркивал сегодняшний день. И как художник у мольберта, отходил от стены, прищуривался, глядя на результат своей работы. Снова подходил к календарю, поправляя что-то в жирном крестике, который так любовно рисовал уже более минуты. Увидев, что за ним наблюдают, дневальный с удовлетворением сообщил:
