Адалина на судьбу не жаловалась. Ела все, что готовила Изобель, безропотно носила одежду, сшитую из грубой ткани, от которой чесалось и потело все тело. Даже научилась самостоятельно доставать воду из колодца и разогревать ее, чтобы помыться. Изобель сетовала, что госпожа натрет на руках грубые мозоли и станет походить на простолюдинку, но Адалина неизменно отвечала, что леди Ришель, этой взбалмошной аристократки, больше не существует. Осталась просто Лина.
И она не чуралась грязной работы. Помогала Изобель мыть полы, штопать одежду и чистить картофель, а однажды вызвалась потрошить рыбу. Но в одной крохотной комнате, объединенной с кухней, работы было не так много для двоих, поэтому Адалина чаще всего спала.
Ночами она ворочалась на кровати, пытаясь уснуть, из-за чего часто выслушивала ворчливые упреки уставшей за день служанки. Ее одолевал страх перед неизвестностью, а в голове неустанно прокручивались письмо отца, мысли о загадочном Бернарде Этире, погибшей семье, Стефане, который наверняка сходил с ума от злости на нее и придумывал жесточайшие наказания, уверенный, что обязательно ее разыщет.
Но были еще другие мысли, которые она упорно старалась прогнать, чтобы зря не тревожить сердце, но после недавней встречи они преследовали ее и бурным потоком врывались в сознание, стоило ей просто закрыть глаза.
«Не смей, дура! Тебе не до этого!» – корила она саму себя.
Вот и сейчас, лежа на узкой неудобной кровати с прохудившимся матрасом, она не скупилась на отборную ругань в свой адрес, потому что увидела сон, заставивший ее сердце колотиться громче городского колокола. У нее взмокли ладони, а щеки, наоборот, горели как после быстрого бега.
Адалина выпуталась из-под тонкой простыни (она в первую же ночь отказалась спать под одеялом, поскольку в комнате было довольно жарко) и встала с кровати, чтобы попить воды. Солнце уже поднялось высоко над горизонтом, и проворные лучи затопили золотистым светом все вокруг и нагрели графин. Сделав глоток противно теплой воды, Адалина поморщилась и уставилась на свою руку. На безымянном пальце был сломан ноготь после лазанья по дереву.
Она вспомнила, как сидела на толстой ветке, жуя сладкую булочку, разглядывала прохожих и наслаждалась чувством свободы. Вспомнила разговор с Тристаном, который, как и всегда, вел себя слишком непринужденно, острил, шутил, подначивал ее на словесные перепалки и дразнил намеренными прикосновениями и откровенными взглядами.
Зажмурившись, Адалина допила воду в стакане и тряхнула головой, отчего растрепанная коса, из которой за ночь выскользнула лента, совсем распустилась и длинные локоны заструились по плечам и груди.
– Скорей бы уже покинуть это место, – с досадой произнесла она и внезапно услышала шаги.
«Это не Изобель», – мысленно отметила Адалина, и от волнения выпитая вода упала в желудок острым камнем.
Шаги были тяжелыми, размашистыми. Мужскими.
Адалина оглянулась на платье, висевшее на спинке стула, но быстро отбросила мысль об одежде. Пока она будет переодеваться, незваный гость доберется до комнаты. Но что ей тогда делать? Окно было таким маленьким, что она не пролезла бы через него. Сточной трубы, по которой она могла бы спуститься, тоже не имелось, а прыгать со второго этажа было слишком опасно. Спрятаться тоже негде. Оставалось лишь одно.
Адалина выхватила из-под подушки кинжал и выставила перед собой аккурат в тот момент, когда дверь со скрипом отворилась.
