Я ему мешаю. Почему мешаю, неизвестно, хотя догадки по этому поводу тоже есть. Топольский помнит, как я вмешалась в Игру в лицее, и пусть не я, но с моей помощью удалось ее поломать. И теперь он боится, что я здесь сделаю то же самое.
Ник задался целью выжить меня из универа и теперь будет делать для этого все. Я же не слепая, давно заметила, что стоит мне где-то появиться, он сразу демонстрирует какая у них с Лией любовь. А когда думает, что я не вижу, вообще на нее внимания не обращает. И она сидит несчастная и потерянная.
Я сама виновата, дала понять Топольскому, что меня это задевает.
На самом деле меня задевает не то, что Никита с ней спит, а то, что он втянул девушку в Игру, нагло ею пользуется и при этом открыто пренебрегает.
Или не только это?
Я уже сама запуталась. Хочется взять себя за плечи, встряхнуть хорошенько и спросить: «Маша, скажи правду, ты не отказалась от работы на этой вечеринке, потому что хочешь подсмотреть, как Никита живет с Лией?»
Потому что конечно же, я могла отказаться и попроситься к другому заказчику. На эти выходные заявлено три мажорские вечеринки, и все три пройдут в городе.
От съедения себя собой спасает то, что мы приехали. Такое чувство, будто я сто лет не выбиралась из кампуса, а ведь не прошло и половины триместра.
Такси подъезжает к крыльцу, и я с удивлением отмечаю, что это не квартира, а отдельный двухэтажный дом. Представляю, сколько стоит его аренда, хотя, чему я удивляюсь?
На крыльце замечаю знакомый широкоплечий силуэт — Никита ждет нас, присев на перила и сунув руки в карманы. Выхожу из машины, и как только наши взгляды встречаются, сразу сдавливает в груди и захватывает дыхание.
Почему я до сих пор не могу привыкнуть? Мы же почти каждый день видимся в универе.
— Привет, — он здоровается с Оливкой, по мне скользит взглядом, — проходите.
Мы входим в дом, останавливаюсь на пороге холла.
Вдоль стены стоит несколько столиков. На одних расставлены бутылки с алкоголем, прохладительные напитки, бокалы и фужеры, на других — тарелки с бутербродами и закусками, корзинки с фруктами.
Оборачиваюсь, изумленно моргая:
— Здесь уже все готово!
Он молча кивает.
— А что нам тогда делать?
— Что хотите, — пожимает плечами Топольский. — Можете развлекаться со всеми, только прошу сильно не напиваться. Я отвечаю за вас перед администрацией универа.
Оливка непонимающе хлопает глазами, а я понимаю, что... Ничего не понимаю. Чувствую себя мелочью, которой рассказывают, как ходить на горшок.
— Зачем тогда ты нас нанял, Никита? — спрашиваю я, но ответить он не успевает.
— Никита́? — слышу сверху дрожащий голос Лии. — Почему она называет тебя Никита́? И почему она здесь, Кит? Что она здесь делает?
Оборачиваюсь. Девушка стоит на верхней ступени лестницы, ведущей на второй этаж. Обхватила себя за плечи и впилась в меня взглядом, как пиявка. Не отдерешь...
«Она», а не «они». То есть, Оливии для девушки Топольского в принципе не существует? И что я ей сделала, где перешла дорогу?
— Потому что меня так зовут, Лия, — отвечает Топольский, и я отмечаю про себя, как меняется его тон. — Я Никита, а не Кит. Я тебе это уже говорил.
С ней он разговаривает спокойно и отстраненно, как будто он не живой человек, а голос за кадром. Таким тоном читают новости или объявляют посадку на вокзале. Если бы я не видела ту сцену в раздевалке...
— Так зачем ты нас нанял, Ник? — пробую добиться ответа, и Топольский показывает подбородком на лестницу.
