— Ой, пап, ну хватит с этими твоими бумерскими выражениями… — бубню в ответ.
— А твои лучше? Язык сломаешь, — начинает он заводиться, но я уже встаю из-за стола.
— Я опаздываю.
— А завтрак? Никита, сядь!
— Не голодный…
Теперь жалею, что не позавтракал. Вхожу в класс, настроение на нуле. И первым, кого вижу — Каменского с Голиком и Маша с ними. Стоят у окна, Макс в красной футболке. Ну, ему дресс-код нарушать можно, если сразу на тренировку после уроков. Хотя мог бы и переодеться.
Он что-то говорит, и Мышка улыбается. Меня кроет, падаю на свой стул и откидываюсь на спинку.
— Заречная, — выходит сипло, прокашливаюсь. Класс замолкает. Повторяю громче. — Заречная, принеси кофе. Мне и Мамаеву.
Протягиваю ей карту. У меня пай-пас* в телефоне, но и пластик на всякий случай таскаю с собой.
Через очки вижу, как Мышь хлопает ресницами. Получаю мстительное удовольствие от ее растерянного личика. И от того, что она отходит от Каменского.
Подходит ко мне, с опаской берет карту.
— А разве кафетерий уже открыт? Он же после девяти открывается.
— Да. Но я хочу кофе. Тут кофейня через квартал, оттуда принеси.
— Но… — беспомощно оборачивается, — Никит… Я же опоздаю.
У нас сейчас английский, мамочка не заругает.
— А ты шевели булками, Заречная, — отзывается со своего места Милена, и у Машки на щеках вспыхивают пятна. — Сама Никите навязалась.
Была б парнем, я бы уже с ноги зарядил, а так держусь.
— Рот закрой, — бросаю, не глядя в ее сторону. — А ты быстрее давай, Заречная, очень кофе хочется. Я сегодня не завтракал.
— Милка, это с кем Ник всю ночь зажигал? — хихикает ее подружка Алиса. Стерва еще та. — Вроде как не с тобой.
— Главное, что не с тобой точно, — отвечаю за Милену. Она хоть и такая же стерва, но рофлить ее я не позволю. Тем более этой овце Алисе.
Маша выхватывает у меня из рук карту и выбегает из класса. Сжимаю под столом кулаки. Себе бы с удовольствием теперь с ноги бы зарядил. А Каменский как мудак последний промолчал и на место сел.
Разве что у Голика мелькает во взгляде что-то похожее на презрение, но я в виду его имею.
Входит Дарья, сразу видит, что Мышки нет на месте.
— А где Заречная? — спрашивает.
— Сейчас придет, — отвечаю, и наши взгляды скрещиваются.
— Хорошо, — кивает и начинает урок.
Через пять минут вбегает запыхавшаяся Маша. Раскрасневшаяся, губки прикушены, и я тоже краснею, потому что чувствую себя полным дном.
Мышка ставит перед нами с Анваром картонный держатель с двумя бумажными стаканами.
— Подавись, — шепчет она и все еще тяжело дышит.
А я представляю ее такую раскрасневшуюся, судорожно дышащую у себя в комнате… Кровь бьет сначала в голову, а потом несется вниз, разжигая внутри целый костер.
— Заречная, Топольский, Мамаев, — звенит возмущенный голос Дарьи, — что происходит?
Маша стоит возле стола и молча смотрит в пол.
— Заречная, я тебя спрашиваю.
— Я захотел кофе, — отвечаю по-английски. Продолжаю сидеть. — Заречная оказала любезность, принесла кофе мне и заодно моему другу.
Анвар рядом весь красный. Он нормально воспитан и в жизни не позволит хамить женщине, тем более учительнице. Но у него не отобрали девушку, которая нравится.
— Извините, Дарья Сергеевна, — бормочет он.
— Тогда выйдите из класса и выпейте свой кофе в коридоре, — она тоже говорит по-английски, но спокойно, не истерит. Как будто все в норме. — Если встретите директора или куратора, не забудьте их угостить.
