– Дорогой друг, у женщины не нужно спрашивать, есть ли у неё друг или как там это назвать. Мужчина это поймёт сам, обязательно.
Ну и что мне оставалось. Да, вы правы, заказать ещё чашечку кофе. Ей – шоколад, она его любит и по сю пору.
Как-то раз разговорились мы о поэзии советских времён. Вспоминали всех: Галича, Высоцкого – конечно, Евтушенко, Окуджаву. Я мог ещё цитировать кого-то, читал стихи, иногда и нескромного содержания. В общем, был в ударе. И Вика моя веселилась, и, видно, вся вот такая дружеская обстановка и толкнула её на интересный рассказ. Не могу не привести его.
– Знаешь, милый друг, конечно, хороши Евтушенко и Вознесенский. И Луговой из старых – неплох. Но вот знаешь ли ты поэта X?
И она назвала поэта, которого мы, все советские ребята, любили и знали; кроме этого – он был знаменит своими многочисленными Сталинскими премиями, борьбой за мир и любовью к слабому полу.
– Конечно, ну кто же не знает мэтра нашей поэзии X.
– Так вот, мой друг, расскажу тебе мой роман с ним. Хочешь?
– Ну ещё бы.
– Было это давно, ещё в советские времена. Я только что приехала во Францию. Сам знаешь, как трудно на первых порах. Слава Богу, выручал меня голос. Меня сразу взяли петь в «Распутин», и жить было можно. И даже неплохо. Публика меня принимала, а я лихорадочно учила язык и, что лукавить, всё смотрела, когда, где и как появится тот богатый, добрый, красивый и сильный, кто станет моим богом и кому я с радостью буду рожать детей и вот утру нос этим француженкам-задавакам. И вот однажды в наш «Распутин» заходит компания посольских, а их всегда от всех в то время отличить было можно по мятым костюмам, и с ними такой высокий, седой, красивый до невозможности. Конечно, я его узнала, мы ещё в школе его стихи учили. Поэт X.
Мне как вожжа под хвост попала. Я пела, плясала, снова пела, читала его стихи. Как только их вспомнила. Ну и как ты думаешь, чем это кончилось? Конечно, в тот вечер он на посольской машине довёз меня до моей мансарды и… исчез. То есть исчез для посольских и для официальных мероприятий. Для меня же никаким образом. Оказался у меня в мансарде, и я только успевала бегать в лавку за ветчиной, круассанами и шампанским. Я, друг мой, потеряла голову совершенно. Мы две ночи и два дня занимались только любовью, едой и снова любовью. И чтением, конечно, его стихов. Как он, уже немолодой человек, это выдержал, я не знаю. А у меня всё-таки, как ни то, а медицинское образование.
На второй день он сделал мне предложение. От которого я не отказалась, нет. Тем более что он давно был холост, много лет назад, по его рассказам, расставшись с посторонней ему женщиной…
Виктория засмеялась, попросила крепкого чаю и задумалась. Я же молчал. Боялся спугнуть Викин рассказ.
– Вот такими сумасбродными и жаркими до любви были эти две ночи. Да и дни. В первую ночь он написал на моей груди стихи.
Она весело рассмеялась.
– Вот ведь запомнила на всю жизнь. Слушай:
Хитра, как муха.
Нежна, как мох.
Походка плавна,
Как первый вздох.
И шея – лебедь
Зовёт-манит.
И обещает.
И так пьянит.
Я знаю, глупый,
В огне сгораю.
Но все равно я
В огонь лечу.
Вот ведь как. Пожилой уже, откуда только силы брались.
И я бросила все расчёты. И все думы. Даже не загадывала, как буду жить. Знала только, чувствовала – эта широкая спина мне пропасть «в этом мире бушующем» не даст. Вот как бывает.
Но, конечно, всё кончается. У меня уж очень неожиданно. Просто раздался утром звонок. Я сдуру, ещё вся взлохмаченная, голая, дверь открыла, и в комнату нашу ворвалась полная женщина. Очень даже полная.
