Бабушка немного подумала и терпеливо предложила.
– Давай попробую объяснить по-другому. С самого начала. Я считала, что заморозки силы будет достаточно. Ты станешь (хотя бы на время) обычным мальчиком. Погрустишь, но примешь смерть мамы. Повезла тебя на могилу, чтобы попрощался. Надеялась, время залечит раны и станет легче. Но часть силы продолжала бродить в тебе. Какие-то крохи, которые просачивались из-за «запертой двери». Пока всё понятно?
– Пока да.
– Ты уже и сам понял, что сам того не ведая, проводил ритуал. Трудно было не заметить, что ты всякий раз пускал себе кровь, поранив руку об оградку. Только после этого мама «выходила» из дома. Прежде всего она стремилась к ране.
– О том, что это своеобразный ритуал, я догадался. Но почему только с мамой?
– Мамина сила, даже скованная в тебе, всё равно прорывалась наружу. Это первое. Второе – ваша близость.
– Хорошо. Но я не понимаю. Кого я видел? Фантом, порождённый воображением? Призрак мамы?
– Боюсь, ты беседовал сам с собой. С подсознанием, если угодно. Сообщила ли мама хотя бы раз что-то такое, чего бы ты не знал?
Я медленно покачал головой.
Нет, ничего такого, до чего я не мог бы дойти сам, мама не сообщала. По зрелом размышлении разговоры с мамой и правда напоминали погружение в подсознание. Но если это просто мираж, призрак, плод воображения, то почему я видел маму только после того, как обильно проливал кровь на мраморную могильную плиту, поранив руку об кладбищенскую оградку? Дом вместо могилы я видел и так, а вот маму только после кровопускания.
Ещё меня смутил тон бабушки. Обычно уверенная профессорская речь сменилась бодрым лепетом выпускницы, которая старается убедить учителя, что к экзамену готова.
Но если я не могу положиться даже на бабушку, то кому в этом мире можно верить? Потерять последнего союзника, да ещё кровного родственника, я не мог.
Мне не хотелось возражать бабушке и по другой причине. Тайный страх, что она сейчас развеет мои сомнения, пояснив, для чего нужна кровь, сковал горло. Да, это нелепо. Взрослый мужчина не может руководствоваться детскими страхами и надеждами, он должен смотреть в глаза правде. Тем более, если мужчина маг.
Но как же хотелось верить, что в той, с кем я беседовал, есть что-то от мамы. Что-то настоящее. Призрак ли она, слабая тень, которая со временем навсегда исчезнет, отблеск былой личности. Но это мама. Мама, с которой я мог разговаривать.
«Я люблю тебя, люблю. Знаешь, как? Есть на небе самая яркая звезда в туманности Тарантул. R136a1. Я люблю тебя, как до неё и обратно.»
А потом…такое долгое потом. Длиной с расстояние до туманности Тарантул, до самой яркой звезды R136a1. Когда всё исчезнет, но останется одна надежда. Увидеть тебя, мама.
Мы все в конце концов исчезнем. Наступит тепловая смерть Вселенной, и не останется никого из ныне живущих. Даже памяти о нас, ведь помнить могут только живые.
Всё, что царапали гении на стене вечности, удивительные книги, завораживающая музыка, пронзительные мысли. Всё рассыплется в прах. И не будет иметь значения, как называются частицы, из которого он состоит.
Я задохнулся от горечи, внезапно заполнившей рот. Руками, ставшими внезапно влажными, схватился за спинку стула. Мысли, которые должен гнать от себя любой здравомыслящий человек, настолько овладели мной, что на миг я стал воплощением отчаянья и боли. Всё абсолютно бессмысленно, и исход предрешён.
