‒ Миледи звонит в колокольчик! ‒ добавила не менее возмущенно и даже с открытой антипатией Хильда.
Эмилия не успела ничего сообразить, быстро поставила поднос и направилась в столовую.
Миледи, не изменяя своему важному нраву, с надменностью подняла взгляд на служанку и сдержанно, но ядовито вроде как спросила:
‒ У вас уши заложило или вы решили мне что-то доказать…
Недалекая и разбалованная Сеси похихикала. Даже если не знать ее лично, то все равно можно сделать выводы, какой она в целом человек, по внешнему виду и манерам.
‒ Прошу прощения, Ваше сиятельство, я виновата, ‒ вынужденно ответила служанка с почтением, естественно, пропустив колкость хозяйки.
Деловито поправив волосы, миледи не выказала ответной реакции кроме своей коронной важности, затем велела:
‒ Скажите повару, чтобы больше не клал в кашу мяту.
Эмилия стояла с опущенной головой. Однако поглядывала на брошь. Это вдруг заметила Сеси и во всеуслышание выдала:
‒ Нужна ей твоя каша… ей нужна шикарная брошь… ‒ захихикала в конце.
Служанка тотчас устремила на девицу ошеломленный взор. Мелкая негодница вызвала гнев.
‒ Сеси, дорогая, такие украшения и богатства, которыми обладает наша семья, нужны даже королевским особам… ‒ заявила спокойно, но горделиво Генриетта. ‒ Член их семьи как раз прибудет на наш благотворительный творческий вечер и будет в оба наблюдать за тобой, моя дорогая… ‒ намекнула с легкой улыбкой бабуля на потенциального, желанного жениха для внучки.
Сеси, будто дитя, но уже с выросшей грудью, закачалась на стуле и стала вздыхать, шлепая губами.
‒ Опять этот старик… ‒ произнесла с недовольством она.
‒ Какой же он старик, ему не больше двадцати пяти… ‒ ответила леди.
‒ Джереми сказал, что ему тридцать, у него уже лысина и пузо! ‒ невоспитанно выдала Сеси.
‒ Дорогая, перестань. И меньше слушай Джереми. В таких делах тебе советчик я. Только я знаю, как лучше для тебя и нашей семьи. Даже твоя маменька в этом деле проигрывает.
Показалась ирония, полетел камень в сторону невестки Сары. Эмилия подумала, что леди не очень-то любит невестку из нетитулованной семьи, но будто бы вынуждена терпеть и принимать. Возник интерес разузнать.
Когда две леди позавтракали, в столовую спустилась как раз Сара. Мысли Эмилии об антипатии миледи к невестке подкрепились даже с помощью каши. Оказывается, это баронесса номер три велела повару положить в кашу мяту, что очень не понравилось миледи. Любое вмешательство в семейные дела и правила непременно не нравилось властной Генриетте.
‒ Почему нет мяты? ‒ спросила баронесса у Эмилии.
Служанке так хотелось громко вздохнуть и выказать раздражение, однако пришлось терпеть. Она сообщила, что это было веление миледи, и следила за реакцией. Сара поджала губы, ковыряя ложкой в еде. Ее недовольство и скованность в показе эмоций стали очевидны.
‒ Как же каша осталась бы без внимания хозяйки всего и вся… ‒ тихо пробурчала баронесса и начала есть.
Эмилия удалилась. Глэдис послала ее с цветами в вазе в гостиную. Парадные двери были приоткрыты, за ними послышались голоса. Любопытная девушка решила осторожно приблизиться. На крыльце стояли Генриетта и Марджери.
‒ Матушка, прошу тебя, не говори никому, скажи, что это была какая-то ошибка… ‒ просила встревоженная дочь.
Леди похлопывала себя по груди и не довольствовалась некой ситуацией.
‒ Это уже перешло все границы, ты же должна понимать… ‒ ответила она.
