Киваю быстро-быстро. Пусть только уберёт ладонь, такой крик подниму. Прохладная рука давит сильнее. Пахнет приятно и не пугает, а будоражит, что ли. О чём я думаю, господи! Надо заплакать, обмякнуть, как-то отвлечь. Ударить туфлями, одну уже потеряла, пока падала, вторая ещё в руке. Сжимаю сильнее. Но и этот тип будто мысли читает и руку с туфлей перехватывает. Маневры с коленями не работают, я спиной к нему. Любые трепыхания фиксируются корпусом. Он каменный. Бронированный какой-то. Слишком близко. Слишком темно. Слишком тесно.
– Не поняла, – усмехается, обдавая щеку дыханием. Прохладным, чуть мятным, морозным. – Совсем скоро ты будешь только моя и всё поймёшь. А пока не совершай глупости. Не заставляй наказывать тебя.
Вздрагиваю от прикосновения носа к скуле. Зажмуриваюсь. Плачь, женщина, дёргайся! Не стой истуканом! Ладонь исчезает, мужчина большим пальцем давит на губы, будто помаду стирает. Только нет её, съела всю на свадьбе. Тихо рычит. Злится, что помады нет? Так я накрашусь, пусть только отпустит.
– Провоняла низшим, Ли-ии-на, – зловеще и немного странно тянет имя незнакомец. Меня уже не просто трясёт – колотит, как в страшном сне. Дёргаю головой вперёд, чтобы избавиться от прикосновений, и утыкаюсь лбом об ладонь вместо стены. Он уберег от удара? Успел? Так быстро? Осмыслить не успеваю, вздрагиваю, когда язык проходит по шее и ярёмной вене до самого уха, губы посасывают мочку уха. Меня охватывает возбуждение. Это же ненормально, блин! Тело, не подводи!
– Пусти! – получается писк умирающей мыши. Но я начинаю дёргаться, локтями биться об грудную клетку и вырываться. – Тут везде камеры. Заяву накатаю.
– Зубки показываешь? Мне нравится, – веселится обладатель голоса, засовывая в руки разбросанные вещи. – Запомни свой страх и больше не гуляй так поздно.
Каменное тело исчезает, позволяя сделать глубокий судорожный вдох. Меня больше никто не зажимает. Но он всё ещё здесь. Я ощущаю его взгляд. Ощущаю присутствие, боюсь включить фонарик. Просто несусь, слепо доверившись самому главному инстинкту. Инстинкту самосохранения. Не разбирая дороги, мимо лифтов, по лестнице. Только на третьем этаже, где светло, останавливаюсь, включаю фонарик и свечу на лестничный проём.
4. Глава 4
– Застудила? – спрашивает Миха, закуривая возле меня и кивая.
Отдёргиваю пальцы от шеи, сама не заметила, что постоянно тру её. Перехватываю тлеющую сигарету, парень без возмущения отдаёт, а сам закуривает новую.
– Вредная привычка, Лин. Лучше не начинай, – умничает.
– Без сопливых разберусь, – огрызаюсь, затягиваясь сильнее, чем нужно, и захожусь в удушающем кашле. Мишка выбрасывает окурок и, приобняв, растирает спину. – Ты вчера, когда уезжал, ничего не заметил? Может, кто зашёл за мной.
– Нет, – напрягается однокурсник. – Ты поэтому сегодня такая дёрганная? Испугал кто?
– Да тип какой-то навалился, наговорил всякого и свалил.
– Что сказал?
– Чтобы не гуляла поздно, иначе накажет, – передёргиваю плечами и оборачиваюсь, выискивая взглядом преследователя. Мне опять кажется, что он где-то рядом.
– Может, обкуренный сосед. Гулять-то поздно, действительно, одной не стоит. Хорошо, что ты не одна, – Миха очень старается меня приободрить и успокоить. Обнимает за плечи, к себе грубовато прижимает. – Давай подвезу и до квартиры провожу.
– Миш, не работают твои подкаты. Сколько можно? – раздражаюсь я, меня мутит от запаха его парфюма. Оттолкнув его, отхожу подальше. Не могу понять, что не так. Ведь я помогала ему выбрать духи. – Прости, мне что-то не хорошо. Я лучше пойду.
