Но именно они занимали всю ее голову и, отодвинув голос Кери на задний план, не давали вступить в дискуссию и возразить подруге, что ничего из перечисленного ею произойти не могло. Продолжительное же безмолвие воспринялось последней как согласие с осознанием собственного отвратительного поведения и молчаливой работой над ошибками, поэтому ярко окрашенный экспрессивными тонами монолог постепенно начал стихать и превратился в повествование о том, как прошли эти два дня для обитателей гасиенд Линарес и де ла Вега.
Наряд, как и предрекала Кери, действительно оказался "сногсшибательным", а в купе с планируемыми аксессуарами, украшениями и карнавальной маской должен был остаться предметом долгих кулуарных разговоров светских дам. Фрейлина летала в облаках от восторга и, многозначительно шевеля тонкими бровями, намекала, что не заметить такой костюм было невозможно, в каком бы состоянии и после скольких бы месяцев отсутствия дома не оказался на балу какой-нибудь "случайный наблюдатель". После чего, вдохновленная успехом своих эскизов, Кери снова унеслась в ателье для передачи последних наставлений портным относительно собственного наряда, а Изабелла смогла немного вздремнуть после завтрака и дать гудящей голове около часа отдыха.
Весь оставшийся день Керолайн, успокоенная возвращением подруги, а также удачной примеркой, пребывала в ударе и не преминула погонять по кухне слуг для приготовления обеда и ужина, соответствующих ее настроению. В частности, больше всех досталось Давиду – тому самому поваренку, который несколько месяцев назад попал вместе с домом губернатора под удар цунами и в последний момент успел захватить с собой мешок с провизией, чтобы, в случае непредвиденных обстоятельств, иметь возможность накормить страждущих. Столь ответственный подход к делу был сразу же отмечен доном Алехандро, и на следующих день служку перевели на новое место работы в гасиенду де ла Вега. Четырнадцатилетний помощник ответил на такой знак внимания соответствующим рвением и с самых первых минут забегал между двумя кухнями, непостижимым образом успевая выполнять все задаваемые ему поручения.
Керолайн же была для него отдельной и недосягаемой высотой, и одно движение ее ресниц или задумчивый взгляд на разложенные на столе свежесобранные овощи читались, как Священное писание, и начинали выполняться еще до озвучивания мыслей, а слова подхватывались с экстатическим энтузиазмом и оставляли за юношей лишь воздушные завихрения. В связи с этим обе сегодняшние трапезы – которые по случаю возвращения Изабеллы из двухдневного отпуска, а также готовности карнавального костюма, были перенесены в главный зал гасиенды де ла Вега, – получились едва ли не пышнее, чем ожидалось на приближающемся балу.
Подобное воодушевление подруги Изабелла восприняла с большой тревогой, потому что планировала вечером отлучиться из дома под предлогом выгула Торнадо, а Кери, взбудораженная всеми минувшими событиями, как следствие, могла не пожелать провести спокойный вечер с книгой в уютном кресле, предпочтя последовать на улицу за своей принцессой, чтобы продолжить бесконечное обучение верховой езде. В таком случае поездка к Катрин откладывалась как минимум на сутки, что означало задержку на сутки и передачи информации.
Промучившись в раздумьях почти целый день, Изабелла в конце концов нашла выход и, словно невзначай, начала после ужина примерять карнавальную маску, над которой Керолайн билась уже третью неделю, не доверив ее создание профессиональным швеям.
