ИИгрушечная любовь - страница 6



Тем страннее, что Вероничка не испытывает особенной нежности к няне и готова её променять на другую! Ведь она проводила с Шелли столько времени!


Элла взялась расчёсывать льняные волосы Веронички и заплетать ей косичку-«колосок», размышляя, как донести все свои мысли о человечестве, роботах и чувствах пятилетней девочке, чтобы та поняла.

– А расскажи мне про Жюля! – попросила дочь.

– Да ты эти истории наизусть знаешь, Вероника! Сама можешь их рассказывать.

– Ну, мам! – заканючила дочь. – Давай про голову! Мою любимую историю! Мам!

В сердце Эллы вошла иголка чувства вины. Опять она манкирует дочерью!

– Когда твоя бабушка Эмма сказала жирафу Жюлю, что я потеряла из-за него голову, он испугался и стал искать её по всей квартире. Он тогда был глупышом и всё понимал буквально. Потом Жюль увидел меня и воскликнул: «Элла, у тебя что, выросла вторая голова? Разве так бывает?»

Вероничка заливисто рассмеялась.

– А расскажи, как Жюль не понял твою картинку! И как изгонял бесёнка из комнаты!..

Элла подумала. Может, рассказ о любимом плюшевом жирафе – это возможность донести до Веронички сложные мысли?

– Ты знаешь не всю историю о Жюле! Только забавные моменты… о том, каким глупеньким он был. Жираф – это нечто большее. Только я думаю, ты пока слишком маленькая, чтобы воспринять эту историю, – с сомнением покачала головой Элла.

Дочь мгновенно попалась на крючок этой невинной манипуляции:

– Мне скоро шесть! Расскажи всё про Жюля!

– Что ж, хорошо, а ты закрывай глазки, Вероничка. Эта история не на один вечер. Если сморит сон, не борись с ним! Продолжим завтра.

Дочь послушно зажмурилась. Смешная она! Элла снова поцеловала девочку в щёчку. Та улыбнулась, открыла один глаз, потом второй, чмокнула маму в носик, затем опять зажмурилась. Какая сладкая девочка! Как хорошо, что она есть. Просто есть.

С этого вечера рассказывать истории о жирафе Жюле на ночь стало ритуалом в семье Коженковых.



Синь весеннего вечера стекала каплями на город. Хотелось цедить её, перекатывать на языке, наслаждаясь каждым глотком.

В дом Коженковых вошло щемящее доброе чувство – Элла рассказывала дочери историю о своей дружбе с жирафом Жюлем:

– Когда я была маленькой, как ты, то… эээ… болела. Мои ножки и ручки часто меня не слушались, как будто забывали, что должны делать.

– Почему? Ты стукнулась? – сочувственно спросила Вероничка.

– Я такая родилась! Порой ножки начинали двигаться так быстро, что я падала, а иногда, наоборот, не могли даже сделать один шаг, как будто застряли. Потому что мои мышцы были немного слабые, они не могли работать так, как у других детей.

– Ой, это было больно? Ну, когда ножки и ручки не слушались?

– Скорее обидно. Это как… хм… если бы ты пыталась поднять игрушку, совсем маленькую, но та казалась слишком тяжёлой… или представь, что ты рисуешь, но вместо карандаша в руках у тебя пружинка. Мне было трудно держать мелкие предметы. Особенно горько становилось, когда я видела, как другие дети бегали, прыгали, играли. А ещё я часто… эм… странно улыбалась. Не специально. Лицо меня не слушалось, как мои ручки и ножки. Одна злая воспитательница в детском саду называла меня Джокером, – Элла поморщилась.

Неприятные воспоминания. Она никогда не забудет, как та воспитательница схватила её и стала трясти, словно грушу:

– Почему ты надо мной смеёшься? Я что, клоун? Прекрати! Хватит улыбаться, я сказала!