Я знала это с самого начала. Никаких привязанностей, никаких повторений. Это было лишь мгновение, которое не имеет продолжения. Я уверенно направилась к лифту, избегая собственного отражения в зеркале, словно бы пытаясь стереть его взгляд, который продолжал преследовать меня, его тёплые руки, его дыхание, которое я всё ещё ощущала на коже.
Стук сердца постепенно затихал, но в голове всё ещё оставались те слова, которые не сказаны, те эмоции, которые я не хотела ощущать. Но это не имело значения. Я не позволяла себе задумываться. Только шаги, шаги, и дверь лифта, которая откроется, и всё останется позади.
Дженнифер Канаверо
Год спустя
Мой братец опять кого-то мучает. Из подвала доносятся крики, сквозь которые легко угадываются отчаяние и боль. Эхо разносит звуки по дому, как будто пытается заполнить каждую пустоту, каждый угол. Сколько себя помню, отец учил нас, как правильно справляться с такими гостями. Учил методично, терпеливо, с той педантичностью, которая у него всегда была в крови. Но, похоже, мой брат так ничему и не научился. Или просто не хотел учиться – возможно, он находит в этом своеобразное удовольствие, какой-то свой ритуал.
Я медленно поднимаюсь с дивана, чувствуя, как мягкая ткань платья скользит по коже. Только сегодня надела новый наряд – яркий, даже дерзкий. Как раз подходящий для удачного вечера, но не для того, чтобы спускаться в холодный, сырой подвал, пропитанный запахом сырости и крови.
Ступая по деревянным ступеням лестницы, я слышу, как они тихонько скрипят под ногами. Этот звук словно оживает в тишине, перебивая собой крики, становясь более реальным, чем всё остальное.
«Снова этот цирк», – думаю я, иронично скривив губы.
Я взялась за холодную ручку двери, ощущая, как под пальцами проступает шероховатость старого металла. На мгновение задержала дыхание, прислушиваясь к крикам. Вопли переходили в стоны, и в них слышалась смесь ужаса и обреченности – знакомые звуки, которыми я могла наслаждаться.
Дверь открылась с тихим скрипом, и я шагнула внутрь. Тусклый свет одинокой лампы отбрасывал длинные, зловещие тени по углам комнаты, создавая ощущение, будто в темноте притаились чудовища. Запах крови и пота заполнил пространство. Я бросила взгляд на брата – его лицо было искажено жестокой сосредоточенностью, он даже не заметил моего прихода.
Подойдя к старому дубовому столу, я неторопливо опустилась на его край, чувствуя, как холодная поверхность впивается в меня. Ноги свесила вниз, качая ими в задумчивости, будто бы вся эта сцена – просто спектакль, развёрнутый передо мной для забавы.
Я наблюдала за каждым движением брата, за тем, как он с мрачной настойчивостью продолжает своё дело, и в голове роились противоречивые мысли: это было невыносимо, и в то же время – до странности привычно. Странная смесь раздражения и скуки начинала медленно разгораться во мне, но я просто сидела, глядя на эту игру теней и боли, не прерывая его.
– Что ты здесь делаешь? – обратился ко мне Джулио, снова занося нож над мужчиной.
Ему не стоило предавать нашу семью. Он знал это. Каждый, кто хоть раз приходил к нам, понимал: предательство – это не просто ошибка, это приговор. Отец всегда говорил, что от семьи не уходят, не нарушают ее правила, не делают шаг в сторону.
Он узнал бы в любом случае, рано или поздно, ведь у нас нет секретов – лишь вопросы времени.
