Ильриса. Подарок Богов. - страница 15



- Тебе только это, - Дизара протянула мне отрез ткани. - Перси перевязать надобно.

- Что? – не поняла я, по инерции принимая ткань.

- Ну это, - зарделась женщина. – Не носят у нас так одёжу бабы. Перематываться надо.

- Грудь перевязать нужно? – наконец дошло до меня.

- Я и говорю, перси нужно затянуть.

Так, ясно, перси – это грудь, но слово мне не знакомо. Однако я безропотно перевязала не туго требуемое место, теперь и рубашка лучше села, переоделась, обулась и вышла к ожидающему дядьке Никосу, он ждал за дверью, во дворе.

- Ты теперь совсем как нашенская, - заметил он, увидев меня. – Бабам в деревне скажу, племянница ко мне приехала, чтоб вопросов лишних не задавали.

- Конечно, - кивнула я. – Я не против.

- Ты, это, смотри, слязны они в листве-то и не видны почти, - продолжил инструктаж дядька Никос. - Кусают дюже болюче, поначалу-то на щипок похоже, а после укуса место распухает, чирий раздувает огромный со слизью вонючей да болит жуть как. Если укусов много, можно и кончиться, а уж от боли намучаешься перед смертью! – спокойным таким бодрым голосом рассказывал мужчина.

А меня передернуло от перспектив, да мысль мелькнула, может, ну ее, эту охоту? Лучше, может, к Дизаре вернуться? Но я упрямо продолжила топать рядом с дядькой Никосом. Мы прошли деревню насквозь, провожаемые заинтересованными взглядами множества женских глаз. Мужчин и не видно, только детишки, изредка подростки, да женщины. Они примолкали, завидев нас, а стоило нам удалиться хоть немного, за спиной слышались обильные шепотки, торопливые переговоры вполголоса, а кто и вовсе не стеснялся – говорил, не скрываясь.

- Никос, - дорогу нам преградил высокий взрослый мужчина, в возрасте уже, еще и борода седая да длинная лет ему добавляет, однако стариком назвать встреченного язык бы не повернулся. Мужчина, судя по виду, привык командовать, излучает силу и уверенность в себе. Это чувствуется и в развороте плеч, и в широко расставленных ногах, и во взгляде, каким он сверлил нас с Никосом. – Ты куда девку ведешь? – громко поинтересовался мужик.

- Здоровьица, Фирел, - поприветствовал Никос. – В лес идем, слязнов охотить.

- Как это? – крякнул Фирел. – А девка тебе там зачем?

- Племянница то моя, из Лисовиков утром приехала. Не видались давно, вот и поговорим в дороге.

- А бабы сказывали, голая она утром по деревне хаживала! – напирал Фирел.

- Тю, злословницы! – сплюнул на землю Никос. – Скупаться она решила, да одежу в речку-то утянуло, а неча на край класть! – Никос хмуро на меня посмотрел, а я прям прониклась, потупилась и разве что ножкой не шаркала. – Так в моей рубахе шла, а не голая, слушай ты этих пустобрех! – махнул он рукой.

- Ты, Никос, прости, что расспрашиваю, знаешь же, в ответе я за всех, должен знать, ежели что случается.

- Да я разве возражаю? Все ответил честь по чести, сам хотел вечером зайти, да ты опередил. Ладно, Фирел, идти нам надобно, а то слязны на ночевку попрячутся, сам знаешь, они после полудня недолго гудят.

- Заходи, Никос, - освободил дорогу Фирел. - Побалачим, племянницу бери, познакомишь.

- Она у меня девка образованная, да сговоренная уже, - возразил Никос. – Дома будет сидеть! – рубанул он и зашагал дальше по тропинке.

До самого леса мы больше не разговаривали, Никос хмурился своим мыслям, а я размышляла о своем незавидном положении. Что произошло, что меня перенесло в этот мир? Или все произошло, как и говорила мама, то есть меня просто притянуло обратно? Странно, столько лет прошло. Честно говоря, я верила маминым рассказам только в детстве. После ее смерти еще пару лет ждала чего-то такого разэтакого, а потом постепенно решила, что все было игрой. Нашла для себя объяснение ранней смерти мамы и пришла к выводу, что она просто болела чем-то тяжелым и неизлечимым, и потому придумала для себя и меня заодно другой мир, разговоры о котором нас сблизили, позволили нам провести кучу времени вместе в обсуждениях, в изучении другого языка, традиций и особенностей придуманного мира. Да, мама с малолетства вбивала в меня нормы этикета, абсолютно не соответствовавшие обстановке, в которой я жила. Но я все учила без пререканий и с большим усердием.