Через какое-то время она освободилась из моих объятий и, отстранившись, взглянула на меня уставшими глазами. Мне стало ее жаль. Кажется, в этом доме уже всех мучает бессонница последние два месяца. Она заговорила с такой интонацией, будто только что ничего не произошло, чтобы для самой себя казаться сильной женщиной, но голос по-прежнему немного дрожал:
– Мне сегодня звонила мисс Грейс. Она хочет, чтобы ты завтра зашла к ней помочь разобрать вещи Мэгги после актерского мастерства.
Недолгая пауза. Я коротко кивнула и еще раз обняла ее, поставив на нашем разговоре точку.
Я поняла, насколько это больно – узнавать тяжелую новость о смерти близкого человека, но не думала, что еще тяжелее – ее преподносить.
Когда Шекспир только дал начало истории Джульетты и Ромео, он наделил девушку большим сердцем и умом. Она была весьма рассудительна. Но со временем, когда одержимость своим чувством к Ромео стала расти, ее рассудок в это время перестал мыслить здраво. Даже когда она узнает о смерти брата, то упрекает за это Ромео. Злость улетучивается очень быстро, и девушке даже становится жаль за эти упреки.
Любовь к своему возлюбленному для Джульетты важнее жизни брата и своих родителей. Она настолько окунается в свои чувства, что рассудительная девочка, которую мы видим до встречи возлюбленных, исчезает. Она становится наивной, не думает о последствиях, находясь во власти слепой любви.
Не думаю, что когда-либо еще встречалась с подобным примером таких сильных чувств. И я не могу представить, с каким усердием Шекспир вложился в эту пьесу. И мне очень обидно, что наш спектакль, возможно, не сможет передать зрителям эти эмоции Джульетты, потому что со стороны я вижу: девушка, которую мистер Ламберте выбрал на роль главной героини, явно не подходит.
Место, в котором я находилась, походило на театр. Все было большим, ярким, но пустым. Сиденья пусты, повсюду грязь и беспорядок, будто здесь за последний год не появлялась нога человека. В свете софитов сияла только сцена. Но даже если попробовать сфотографировать ее, то на кадре ничего не будет видно, кроме тьмы и слабых отблесков деревянного пола.
Я пришла на сегодняшний урок, чувствуя себя здесь чужой. Наша группа репетировала пьесу в актовом зале, на последних рядах которого сидела я. Сегодня я не участвовала в их подготовке, а сидела в конце, все еще создавая атмосферу того, что я с ними. Я еще здесь. Может, я уже ни на что не годна, но я хочу, чтобы вы знали: я все еще с вами. Сижу, делая вид, что записываю важные заметки в блокнот, с умным видом наблюдая за сценой. Короче говоря, участвую в процессе.
– Эта роль не для нее, – послышалось сверху.
От неожиданности я чуть не уронила свой блокнот, но ловко удержала в руках и повернула голову на звук. Уловив мой взгляд, Остин растянул рот в широкой улыбке и подмигнул мне. Твердо державшись на высокой лестнице, он настраивал софиты с таким видом, будто это самая ответственная работа в мире.
– Все, что Абигейл может, – запоминать текст.
Остин из тех парней, которые выглядят в младших классах как гадкие утята, над которыми все насмехаются, а почти что к окончанию школы становятся такими симпатичными, что уже никто не может сказать им ни одного плохого слова. Я к этим людям не отношусь, так как его образ тех времен все еще у меня перед глазами каждый раз, когда он со мной заговаривает.
